Граница(СИ)

Они остановились на берегу бухты, жуя мороженное. Ей пришлось кормить его. Он был полностью в здравом уме, но тело было парализовано. Когда они закончили с мороженным и понаблюдали немного за лодками, он спросил: "Как у тебя с Роландом?"

"Неплохо. У него были большие надежды на Умео, но как обычно всё закончилось на "лучшей в своём классе". Людям не нравятся бойцовские собаки".

"Это так. Может быть, всё изменится, если они перестанут бросаться на детей. Но я имел в виду, как дела между тобой и Роландом?".

Отец Тины и Роланд встречались однажды, чтобы познакомиться, и это был случай взаимной неприязни с первого взгляда. Отец подверг сомнению пользу как от псарней, так и от сдачи домика в аренду, поинтересовался, не собирается ли Роланд останавливаться на достигнутом и не превратит ли дом их семьи в какой-нибудь развлекательный парк с каруселями и ещё бог знает чем.

К счастью Роланд был сдержан, но когда отец ушёл - и после выпитого кофе и паузы с неприятным, тягостным молчанием - выдал тираду о старых пердунах, которые не могут смириться с переменами и престарелых дураках, желающих встать на пути любого прогресса. Он остановился только тогда, когда Тина напомнила, что вообще-то это её отец.

Папа обычно называл Роланда Бизнесменчиком, крайне редко употребляя его имя.

Тина не хотела говорить об этом. Она вскочила и выбросила салфетки и упаковки от мороженного, не спрашивая отца, в надежде, что тот сменит тему.

Без шансов. Когда она вернулась, собираясь отвезти его обратно в дом престарелых, он произнёс: "Остановись. Я задал тебе вопрос. Или я слишком стар и не заслуживаю ответ?"

Тина вздохнула и села на пластиковый стул рядом с ним.

"Пап, я знаю, что ты думаешь о Роланде..."

"Да, верно. Но я понятия не имею, что думаешь ты".

Тина посмотрела на бухту. Ваксхольмский паром, переделанный в ресторан, мягко тёрся о пристань. Когда она была маленькой, на другой стороне канала стоял самолёт. Кафе находилось в фюзеляже, но можно было сидеть за столом прямо на крыле, попивая кофе. Или сок. Было очень грустно, когда самолёт увезли.

"Дело в том что... Это трудновато объяснить".

"Попробуй".

"Это не похоже на... кстати, а как насчёт тебя и мамы? Почему вы были вместе? У вас почти ничего общего не было".

"У нас была ты. И если честно, в постели всё тоже было недурно. Когда мы до неё добирались. А что насчёт вас двоих? Что у вас?"

Солнце вновь разогрело щеку Тины.

"Я правда не хочу с тобой это обсуждать, пап".

"Вижу. А с кем бы ты хотела это обсудить? С деревом?", он чуть-чуть повернул голову к ней, это было всё, на что он был способен. "Всё ещё ходишь туда?"

"Да".

"Хорошо". Он тяжело выдохнул носом, посидел молча несколько секунд, и затем сказал: "Знаешь, солнышко. Я просто не хочу, чтобы тебя использовали".

Тина оглядела ступни ног сквозь разрезы в сандалиях. Пальцы были искривлёнными, даже ступни её - уродливы.

"Меня не используют. Мне нужен кто-то рядом. Этому не помочь".

"Дорогая. Ты заслуживаешь лучшего".

Путь назад через город они проделали в тишине. На прощание отец сказал "Передай привет от меня Бизнесменчику". Она сказала, что передаст, и солгала.

В понедельник она снова заступила на работу. Первое, что сказал Роберт после обмена стандартными любезностями, было "... и нет, его здесь не было".

Она знала, о чём он, но всё равно спросила: "Кого?"

Роберт улыбнулся. "Иранского шаха, конечно, кого ж ещё".

"А, вот ты о чём. Да. Хорошо".

"Я проверил у остальных. На случай, если он прошёл не в мою смену".

"Это не важно".

"Да, разумеется". "Я сказал им сообщить мне, если он пройдёт, но, стало быть, тебе не интересно?"

Тину это начинало раздражать.

"Я ошиблась один раз", сказала она, грозя указательным пальцем перед лицом Роберта. "Всего один раз. И я даже не думаю, что ошиблась. Поэтому мне интересно, чем он занимается. Что в этом такого?"

Роберт поднял руки и сделал шаг назад.

"Ок, ок. Я думал, мы пришли к мнению, что дело было в этом, как его... инкубаторе".

Тина покачала головой. "Дело не в нём".

"А в чём тогда?"

"Я не знаю", ответила она. "Не знаю".

Тепло лета иссякло, сезон отпусков завершился. Паромы стали ходить реже, а домик, слава богу, стоял пустым. Когда Тина выдала идею больше не сдавать его в будущем, Роланду это не понравилось. Она не настаивала.

За лето соседний дом был продан паре средних лет из Стокгольма с двумя детьми. Женщина, беременная "финальным Чарли", как она его называла, без конца забегала в гости. Без сомнения, она думала, загородом люди только этим и занимаются.

Женщину звали Элизабет, и Тине она нравилась, но она только и говорила о том, что беременна. Ей было сорок два, она была слегка помешана на идее стать матерью вновь, и Тина находила иногда утомительным её слушать.

Она была непрочь завести ребёнка сама, но, поскольку она не могла совершить необходимые для этого действия, этому не суждено было сбыться.

Она завидовала Элизабет, но ей нравился особый запах, окружавший беременную женщину. Тайный запах, наполненный ожиданием.