"Я не понимаю этого", сказала она дереву. "Бывали случаи, когда я сомневалась, когда кто-то, наверное, проносил бутылку-другую сверх положенного, я это пропускала. Но этот человек, он..."
Она прислонила здоровую щёку - ту, что сегодня ощутила первый внезапный поцелуй со времён детства - к стволу и потёрлась ей о жёсткую кору.
"Я была абсолютно уверена. Поэтому подумала, что металлическая коробка - это бомба. Что-то серьёзное. И, кроме того, говорят, есть риск, что паромы станут следующей мишенью террористов. Но зачем кому-то сходить с парома, пронося бомбу, и теперь встаёт вопрос..."
Она продолжала говорить. Дерево слушало. В конце концов, она перешла к другой теме.
"... и этого я тоже не понимаю. Наверное, это было типа демонстрации, что у него всё под контролем. Поцелуй в щёку, так-так, и ты не знаешь, что происходит. Вроде мести. Что думаешь? Это не удивительно, учитывая то, чему он подвергся, но способ забавен..."
Когда она закончила, уже сгустились сумерки. Прежде чем встать, она погладила дерево и спросила: "А что у тебя? Как поживаешь? Боль и страдания постоянно. Жизнь дерьмо. Я знаю. Всё хорошо. Я знаю. Береги себя. Пока".
Когда она вернулась, Лиллимор сидела на крыльце, под светом керосиновой лампы. Они помахали друг другу. Нужно будет перемолвиться с Роландом. Никаких постояльцев после этого лета.
В этот вечер она записал в дневнике: "Надеюсь, он вернётся. В следующий раз я его возьму".
По тем же причинам, по которым еженедельно менялся график смен, её отпуск был разбросан по всему лету. Неделя тут, неделя там. Если бы она попросила о более продолжительном сроке, руководство бы согласилось, так как они ценили её, но она не видела в том надобности. В конце концов, лучше всего она чувствовала себя на работе.
Первую неделю она взяла, чтобы помочь на таможенном пункте в Мальмё. В Гамбурге обнаружили необычно хитрый печатный станок для евро-банкнот, было известно, что сотни миллионов уже напечатано и готово к распространению по всей Европе.
Курьеры прибыли в фургончике на её третий день. Мужчина и женщина. Даже ребёнка с собой захватили. Ситуация для Тины стала ясна, когда она осознала, что чувствует сигналы от мужчины, но не от остальных. Женщина и ребёнок ничего не знали о двойном дне и десяти миллионах купюрами по сто евро в нём. Она объяснила это полиции, они ответили, что зафиксировали информацию.
Те мне менее, она дополнительно связалась с прокурором Мальмё, которого знала с предыдущего случая, и ещё раз повторила, что женщина невиновна (ребёнку было всего восемь, и подвергнуть его можно было только худшему из наказаний - забрать от родителей). Прокурор пообещал сделать, что в его силах.
Вернувшись в середине июля в Капельшер, она подождала пару дней, прежде чем спросить.
Они с Робертом наслаждались коротким перерывом в кафетерии в вестибюле. Следующий паром ожидался не ранее чем через час, и когда они допили кофе, она выпрямилась на стуле и спросила, вполне обыкновенно: "Помнишь того мужика с насекомыми? Он не появлялся вновь?"
"Какого мужика?"
"Ну, помнишь, мне показалось, что у него что-то есть, но ничего не было".
"Ты что, всё ещё о нём думаешь?"
Тина пожала плечами: "Нет, просто спросила".
Роберт сложил руки на живот и посмотрел на неё. Она оглянулась на игральные автоматы, и поначалу ей показалось, что на щеку упал луч солнца - так как щека внезапно стала горячей.
"Нет", произнёс Роберт. "Насколько я знаю, нет".
"Ок"
Они вернулись к работе.
В конце июля на второй неделе своего отпуска она отправилась вместе с Роландом в Умео. Он поехал на машине, а она на поезде, потому что не хотела ехать в салоне вместе с собаками, а собаки не хотели ехать вместе с ней.
Она не посещала и самого мероприятия, но у них с Роландом было пара свободных дней вместе. В первый они побродили по Умео, на второй отправились в долгую прогулку по окрестностям. Когда никого не было рядом, он даже трогал её за локоть или брал за руку.
Она не могла понять, что породило их партнёрство. Они были слишком разными, чтоб быть друзьями, а в тот единственный раз, когда они попытались заняться сексом, ей было так чудовищно больно, что пришлось умолять его прекратить. Впрочем, для него это скорее было облегчением.
Он спал с другими, и она его не винила. Он был достаточно мил, чтобы попробовать это с ней, и она сама остановилась. Она помнила, как на утро после их неудавшейся попытки сказала: "Я не думаю, что смогу когда-нибудь заняться с тобой сексом. Так что если... если хочешь спать с кем-то другим, то... то я не против".
Она сказала это от отчаяния и надеялась, что он ответит... да неважно что. Но она произнесла это. А он поймал её на слове.
В оставшиеся от отпуска дни она съездила пару раз навестить отца. Вывезла его на кресле-каталке, чтобы он смог хоть на время покинуть дом престарелых в Норртелье, куда он переехал после смерти жены.