Граница надежд

— Во имя великого дела он может погибнуть, — повысила голос Стефка. Она забыла, что находится не в своей комнате, а в фаэтоне. — Мы просим тебя вернуться к нему. Спустя годы ты поймешь, что совершила.

— Если нужно вернуть тебе сберегательную книжку, я могу это сделать немедленно! — Жасмина насторожилась и встала, готовая выпрыгнуть из фаэтона.

Стефка с силой удержала ее, и на коже Жасмины остались следы ее пальцев.

— Ты принадлежишь не только себе! — говорила уже тихо, но по-прежнему внушительно Стефка.

— Нет, я принадлежу только себе.

— И нашему роду.

— Лучше умереть, чем...

— Тебя никто не заставляет жить с Венцемиром как с мужем. Но он не должен погибнуть. Он все еще нам нужен. Сейчас ты идешь на свидание с ним. Подари ему надежду, протяни ему руку...

Стефка не согласилась с предложением Бодурова взять Венцемира с собой. Она думала об имении, о том, что станет с ним после ее отъезда.

— Борьба идет не на жизнь, а на смерть. Но тебе предопределено быть счастливой, — сказала Стефка.

— Сожалею! — Пока тетя подыскивала нужные слова, Жасмина выпрыгнула из фаэтона и побежала прямо через луг.

— Остановись! — крикнула тетка.

Бай Станьо на скаку осадил лошадей, но Стефка вторично не окликнула Жасмину. Она знала, что та не вернется. Каблучки Жасмины проваливались в рыхлую почву, но она не останавливалась. Она убегала, хотя понимала, что вечером вернется в имение. Жасмина извелась, но не находила выхода. С чего же начать, что больше всего мешает ей жить так, как желает ее сердце? Она всегда считала этот мир необъятным, в нем каждый торопится, блуждает, ищет что-то свое, пока не угаснет. А ведь в каждом человеческом сердце было столько огня!

Жасмина едва переводила дух от усталости, но продолжала бежать. У нее было такое чувство, что если она остановится, то все обернется против нее.

Велико яростно настегивал коня.

«Майор Бодуров жив...» — лихорадочно размышлял он. Когда-то он поклялся, что рассчитается с Бодуровым... Велико хотел одного: увидеть, как убийца его отца будет молить о пощаде. Но с фронта пришло известие, что Бодуров погиб как герой.

«Значит, воспользовался мнимой смертью как прикрытием, а теперь пытается обречь на гибель других: меня, Ярослава, Павла, Драгана... Как же ты, Драган, ошибся!.. Хочешь меня арестовать, а таких, как Бодуров, оставляешь на свободе. Конечно, своих бить легче, ведь они на тебя руку не поднимут. Хорошо придумал. Связал человеку ноги и посылаешь его ловить птицу. А потом судишь его за то, что он не смог ее поймать... Жасмина...»

Едва Велико подумал о ней, как сразу теплая волна затопила его сердце. Он попытался представить себе ее лицо, но это ему не удалось. Мысли о Бодурове, о предательстве, о батарее и солдатах оказались сильнее.

Въездные ворота были широко открыты. Шлагбаум, поднятый кверху, словно упирался в небо, напоминая нацеленную в мишень гаубицу. Велико не стал придерживать коня и галопом домчался до штаба. Спрыгнув с коня, он отпустил его: пусть сам добирается до конюшни. Велико любил подвергать испытаниям и людей, и животных.

Он вытер проступивший на висках пот и бегом поднялся по лестнице. Остановился перед кабинетом командира полка, постучал и вошел.

— Господин полковник, разрешите...

— Я как раз послал за вами, — устало поднял голову Велев. — И сегодня утром вас искали из Софии.

— А вы что ответили?

— Сказал, что вы на занятиях вне расположения полка.

— Солгали?

— Истина в данном случае — понятие растяжимое, господин капитан.

— Но во имя истины люди идут на смерть.

— Люди стремятся к истине, добиваются истины, и люди же ее убивают.

Оба замолчали. Велико знал, зачем его искали из Софии...

— У вас есть приказ арестовать меня? — Этот вопрос, заданный им полковнику, для него самого прозвучал неожиданно, и он упрекнул себя за это. Еще вчера он чувствовал себя хозяином в полку, а сегодня...

Полковник Велев тоже испытывал неловкость. Он был убежден, что этот капитан, если захочет, пошлет его ко всем чертям, а вместо этого Велико ведет себя, как нашкодивший ученик. Он отлично понимал, что Велико пришел к нему совсем не за этим, но полковнику было неудобно ни спросить его, ни ответить прямо на заданный ему вопрос.

— Вы еще слишком молоды, чтобы так со мной разговаривать... — Полковник пытался найти наиболее подходящие слова. — Ирония сейчас неуместна. Да, вы сейчас сильнее меня, и знаете это, а ведете себя... простите, ведете себя, как молокосос.

Велико помолчал минуту, снял фуражку, словно она мешала ему думать, и посмотрел Велеву в глаза.

— Господин полковник, я пришел не для того, чтобы спорить с вами. Назрела необходимость решить один вопрос.

— Слушаю вас!

— Готовы ли вы защищать солдатскую честь, до конца бороться за наш полк, за батарею?