Граница лавы

– А как вернемся, так сразу и в столовку. Мы на патрульном обходе, а это дело по времени нелимитированное, поэтому взвод позавтракает без нас, а мы потом – сами по себе.

Еще через минуту они пришли – Брейн понял это по цепочке торчащих из снега тензоров.

– Открывай ранец, – сказал сержант и, подойдя к ближайшему тензору, сбил его ногой.

Брейн достал новый и протянул сержанту – тот взял его и ткнул ножкой в снег, отчего сработал небольшой пиропатрон, загнав жало в мерзлый грунт.

– Годится, один готов. Подавай следующий.

Как оказалось, в смене тензоров не было ничего сложного – старый пни ногой, новый сунь в снег.

Стараясь не смотреть в сторону лавы, Брейн подавал тензор за тензором, а сержант, с некоторой долей заторможенности, делал свое дело, не досаждая разговорами. Действовал как автомат.

– Один в один, – сказал сержант, когда с заменой последнего старого тензора загнал в грунт ножку последнего нового.

– Все сошлось? – догадался Брейн.

– Да. Люблю смену Людовика. У него всегда все сходится. А другие обязательно что-то напортачат. Один раз, прикинь, целый ранец обратно тащить пришлось!

– В смысле? – не понял Брейн.

– Ну лишнего притащили.

– Но как вы поняли, что лишнее?

– А, ты же новенький! – воскликнул сержант, и его вдруг немного перекосило, но затем жвачка восстановила равновесие.

– Вон по краю приемника датчика видна индикация. Если синяя – все в порядке, если красная – пора менять. Ладно, открывай второй ранец.

Дело двигалось быстро, и за полчаса они управились. Брейн подумал, что и сам в следующий раз сможет вот так «подсаживать» тензоры – ничего сложного. Главная трудность была в том, чтобы сдерживаться и не смотреть в сторону лавы, до которой было всего метров тридцать. А взглянуть на нее очень хотелось.

Брейн давно не испытывал такого острого любопытства, даже шею сводило. Это заметил и сержант.

– Я тебе «чумки» дам, если хочешь. Но в долг.

– Нет, я лучше переломаюсь, а то потом с этой вашей «чумки» не соскочишь.

– Не соскочишь, это да. Ну а какой смысл соскакивать? Жизнь новую не начнешь, в отпуск не поедешь. С одной стороны, жизнь вполне гарнизонная, но… даже бабу неохота.

– Совсем?

– Совсем. И никогда. Вот такая здесь природа образовалась. Постой, ранцы брось – они одноразовые.

– Одноразовые? Это же штатные сумки! Им сносу нет!

– Здесь одноразовые. Их на складах – пропасть. Закинь в лаву, и все дела.

– А просто оставить нельзя?

– Можно, – ухмыльнулся сержант. – Но ты забрось их в лаву, и тогда лучше будешь понимать, с чем мы тут дело имеем.

Брейн спорить не стал и, раскрутив ранцы за длинные ремни, разом забросил в запретные границы.

И даже чуть присел, ожидая… Но нет, ни аннигиляционного взрыва, ни хотя бы хлопка или шипения какого-нибудь не последовало. Ничего не было.

– Вот, – подвел итог сержант. – Ушло, как в пустоту.

– Какую пустоту?

– Абсолютную, парень. Ладно, пойдем в столовку, а то там всю сливочную подливку поделят.

– Кто поделит?

– Особы, приближенные к командованию.

Эта фраза, как и многие другие, была для Брейна непонятна, однако он предпочитал не задавать всех вопросов сразу, тогда больше станешь понимать обстановку и будешь спрашивать только по делу.

Когда они с сержантом вышли из зоны патрулирования, добравшись до казармы соседнего взвода, где-то в глубоких тылах ударил дружный залп тяжелых орудий, и через полминуты снаряды ухнули в глубине лавы.

Бум, бум, бум-бум, бум. Вот такой рисунок.

– Слышал? – спросил сержант, обернувшись.

– Да! – улыбнулся Брейн.

– Это наше прикрытие. Как только обнаруживается этот самый… коллапсационный коэффициент… Да-да, именно так по-научному называется! По нему сейчас же долбят эти ведра. Да так, что казармы подпрыгивают! Прикинь, какая там мощща?

– Четыреста миллиметров?

– Да, – кивнул сержант, останавливаясь. – Тебе уже сказали?

– Нет, сам прикинул.

– Не врешь?

– Не вру, – пожал плечами Брейн.

– Ну, значит, выиграл в лотерее – действительно четыреста миллиметров. Запредельной калибр – артиллерийские маньяки!

– А почему такая дробная детонация?

– Чего?

– Почему такой дружный залп, а потом такая дробная детонация прилетевших бомб?

– Я не понимаю тебя.

– И – звуки. Почему всплеск от заброшенных ранцев не был слышен, а взрывы тяжелых снарядов слышны?

– Ну так то сумки, а тут бомбы тяжелые. Ты чего, разницу не усекаешь?

– Не усекаю. Природа распространения звука одна. Физика для всех одинакова.

Они остановились – уже в полусотне метров от столовой, к который со всех сторон спешили солдаты, и, смерив Брейна внимательным взглядом, сержант сказал:

– Говори проще, майор, думай проще. Здесь тебе не там.

70

Завтрак оказался на удивление хорош. Брейну за всю его службу ни разу не приходилось так вкусно позавтракать.

Конечно, здесь был край земли и «последняя станция», и, видимо, поэтому ни о каких картриджах здесь не помышляли… только сублимированные полуфабрикаты, что по ценам внешнего мира исчислялось цифрами со многими нулями.

Однако здесь эти нули значили – только нули.

– Ты это видел, Томас? – обратился к нему восторженный Корн.