Грандиозные авантюры. Николай Резанов и мечта о Русской Америке

Вполне вероятно, что инцидент в заливе Нутка подтолкнул Екатерину к пониманию того, что за американские колонии стоит побороться. Бесспорно, что поддержка Зубова тоже сыграла свою роль⁷. Как бы там ни было, Екатерина (через Зубова) отнеслась к предложениям Шелихова более благосклонно, чем в 1788 году. В письме к Ивану Пилю, новому генерал-губернатору Иркутского и Колыванского наместничеств, написанному в конце 1793 года, императрица подтвердила, что планы Шелихова «идут на пользу государства», а также через Пиля пожелала купцу всяческих успехов в его начинаниях. Синод также выступил с поддержкой проектов Шелихова. Митрополит Гавриил заявил, что на Кадьяк направят не одного священника, а восемь монахов из известного своей строгостью Валаамского монастыря. Руководителем миссии был назначен архимандрит Иосаф⁸. В январе 1794 года Шелихов получил все необходимые письма и грамоты, и монахи были готовы к долгому путешествию на «край земли»⁹.

В ту эпоху еще не знали слова «коррупция», но власть легко можно было превратить в деньги, и наоборот. Зубов, замолвивший словечко за Шелихова, наверняка рассчитывал на дивиденды. Скорее всего речь шла об определенном проценте доходов от торговли пушниной. Но возник вопрос – кого Зубов может послать в Сибирь для того, чтобы представлять свои интересы? Выбор пал на Резанова – человека проверенного и надежного. Резанову поручалось отвести указы и письма императрицы в Сибирь; среди корреспонденции было также личное послание Зубова генерал-губернатору Пилю. Однако Резанов был далеко не простым курьером – Зубов дал ему указания, чтобы тот подробно, в деталях информировал его о том, как реализуются планы государыни¹⁰. Так и вышло, что Николай Резанов поехал в сибирский город, в котором давно уже жил его отец.

Шелихов с монахами отбыл из Петербурга в Иркутск 22 января 1794 года. Зимой реки замерзают, и можно быстро передвигаться на санях, именно поэтому было выбрано это суровое время года (до лета далеко, а весной и осенью стояла распутица, когда по дорогам не пройти, не проехать). Для совершения служб и обряда крещения монахи везли с собой церковные книги, кресты и передвижные алтари. С ними была и недавно написанная на Валааме икона с изображением Богоматери и младенца Христа[26].

Резанов выехал из Петербурга позднее, скорее всего в конце весны, когда дороги стали подсыхать; Шелихова он так и не догнал, хотя, наверное, и не ставил перед собой такой цели.

В музеях Кремля и Царского Села выставлены экипажи, на которых путешествовали в те времена. К концу царствования Екатерины стали входить в моду английские дилижансы с огромными колесами до двух с половиной метров в диаметре на металлических рессорах. В дилижансах меньше ощущалась тряска, и они с большей легкостью преодолевали колдобины. Тягловой силой была четверка или даже шестерка лошадей, которых меняли до трех раз в день. В среднем в день экипажи проделывали до сорока пяти километров. Багаж в кожаных чемоданах привязывали к крыше. Вместе с Резановым путешествовали его секретарь и камердинер, была у него и вооруженная охрана.

Путешествие до Сибири и обратно (ведь надо было вернуться в столицу) могло затянуться до года. Скорее всего как и полагается дворянину той эпохи, Резанов взял с собой несколько чемоданов летней и зимней одежды, сапоги и другую обувь, постельное белье, несколько дождевиков из промасленной ткани, ларец с медицинскими препаратами, свечи, сервиз для еды на привалах, складной стол для письма, палатку и, конечно, небольшой арсенал: шпаги, ружья и пистолеты, а также запас пуль и пороха.

До Москвы Резанов ехал с комфортом – дорога была хорошей, а уже после Москвы его экипаж влился в поток кибиток и телег, направлявшихся в сторону Сибири. Хотя «поток» – это сильно сказано, вряд ли движение было оживленным. Не стоит также думать, что тракт был дорогой в современном понимании этого слова. Представьте разбитую колесами неширокую грунтовую полосу, идущую вдоль лесов и через поля. Пыльную в сухую погоду и раскисшую в дождь. На отдых останавливались на постоялых дворах или же в деревнях.

После Казани начались бескрайние степи – унылый однообразный пейзаж. На постоялых дворах кусали клопы, пахло немытыми телами и конским навозом, придорожная пыль забивалась в волосы и костюмы, да еще и грозила встреча с разбойниками, коих немало было в пустынных краях.