Как же давно она была здесь в последний раз… Кажется, что в прошлой жизни. А может даже и не была вовсе — а только во сне видела. Сцену эту и все ее щербатости, которые и с закрытыми глазами распознает. Запах местный — специфический, который из-за беременности еще сильнее щекочет ноздри. Людей местных… Амину…
Настя думала о том, чтобы спуститься вниз — к бабочкам, но махнула на идею. Во-первых, Имагин саму не пустит. Он и так вовсю дуется за то, что не послушалась и настояла на совместном походе в Бабочку. Муж-то был против. Всеми руками, ногами, всем своим авторитетом против голосовал. На двери табличку вешал «не пущу!», а потом каждый раз новую распечатывал, стоило Насте разделаться с предыдущей. Специально на плановый осмотр к их врачу с Асей напросился, чтоб там нарочно громко спросить, а не вредно ли на таком большом сроке поздним вечером ходить на всякие развлекательные мероприятия. И естественно получил ответ доктора, предполагавший, что на таком большом сроке лучше избегать всего, что не сон.
Но Настю такая его настойчивость абсолютно не проняла. Что и не удивительно, если вспомнить, как долго ему пришлось завоевывать Настю прежде, чем получить от нее долгожданное согласие. Какой бы внешне хрупкой девушкой она не была, характер имела стальной. И решения принимала тоже стальные: если танцевать — то до последнего, если любить — то всем сердцем и без оглядки на непреодолимые, казалось бы, препятствия, если идти в Бабочку — то идти даже если на пути придется то и дело обходить мужа с баннером «не пущу» в руках.
Глеб глянул на нее с укором, но смолчал.
Ему-то казалось, что тут и душно, и накурено, и слишком громко, и людно тоже… Хотя все это только в перспективе, так как зал пока был абсолютно пуст.
Он и раньше страдал синдромом гиперопеки по отношению к Насте, а после того, как узнал, что они ждут ребенка — стал немного маньяком. И даже понимая, что перегибает, успокоиться никак не мог.
А сегодня и не перегибал вроде бы — Бабочка — не лучшее место для беременной. И жалел даже, что рассказал о предстоящем концерте, что проаннонсировал бабочкин бенефис. К сожалению, эти мероприятия заинтересовали Настю так, что сегодняшний вечер они должны были провести здесь…
Мир проводил их к столику, который Имагин когда-то не просто так выбрал для наблюдения за танцами бабочек — отсюда открывался лучший в клубе вид, перекинулся еще парочкой фраз с Глебом, а потом отошел, распорядившись принести им воды.
— Ну что, довольна? — Глеб сжал в своей руке руку жены, которая продолжала вроде бы со спокойным лицом оглядывать помещение, но Имагин-то знал ее достаточно хорошо, чтобы понимать — она вспоминает, может, ностальгирует, а может переживает…
— Посмотрим, — Настя же не знала, что ответить. Она одновременно любила и ненавидела это место. Оно дало ей главное — знакомство с Глебом, но в то же время именно здесь она пережила один из сложнейших периодов своей жизни. Поэтому она никогда не могла понять неистовой любви Амины к Баттерфляю. Его не за что
Улыбнувшись, Настя потянулась к Глебу, касаясь его губ своими.
— Не дуйся, Имагин. Лучше готовь руки, будем много хлопать, — а потом и он немного оттаял, целуя в ответ.
Конечно, они оба не сахар. Настя упряма, Глеб — не менее целеустремленный. Будь они другими — никогда не были бы вместе. А это главное. Поэтому нет ни малейшего смысла даже тайно мечтать о том, чтобы каждый из них изменился. Лучше потратить это время на то, чтобы срастись, сродниться и приспособиться друг к другу еще больше.
— Заполняется понемногу.
— Ага, — чем ближе начало — тем быстрее мокли у Амины ладошки. Она нервничала до жути. Сердце то и дело обрывалось, стоило в голове мелькнуть мысли о том, что она могла дать звуковикам не ту флешку. Или что о чем-то важном девочек не предупредила.
Смешно, но о выступлении, которое должно было сделать сегодняшнюю кассу, она вообще не думала. Что ей какие-то там британцы? Не первые и далеко не последние. То, что немного известней, чем те, кто обычно здесь выступают — не играет никакой роли, ведь она всегда исполняет свою работу максимально хорошо. Как бы дорого ни стоил тот или иной артист.
А бабочки — это что-то другое… это что-то свое… Это больше не бессмысленные виляния и изгибания под популярные треки, сегодня это должно было стать настоящим искусством.
— Я вниз, а ты тут будь, а лучше сядь и сиди, — хоть Миру и не хотелось оставлять очень уж растерянную Амину одну, сторожить ее весь вечер он тоже не мог. Поэтому усадил главную бабочку за соседний с Имагиными стол, а сам направился вниз — в зал, чтобы убедиться, что и там все хорошо…
На входе только начали проверять билеты и понемногу запускать людей. Публика в целом Миру нравилась. Не упитые малолетки, как это обычно было в Баттерфляе в связи с не самым его престижным статусом, а довольно таки представительного вида молодые и даже не очень молодые люди.