— Хорошо. Клянусь и обещаю: никаких Лёнчиков! — Она засмеялась. — Кажется, по такому поводу полагается выпить на брудершафт?
Прозвучало это полушутливо. Но лишь полу-.
— Увы, здесь не наливают, — в тон ответил Кравцов, кивнув на церковь.
Она сказала неожиданно серьезно:
— Мне вообще не по душе этот храм… Какой-то он… Похож на лебедя с ампутированными крыльями.
Кравцов кивнул. Сравнение ему понравилось — точное и емкое.
Церковь в Спасовке стояла когда-то красивейшая, знаменитая на всю округу — высокая, с девятью устремленными ввысь куполами, за много верст видными в хорошую погоду. И ныне, глядя на её
— Тогда тебе придется пригласить меня в «Орион», — вернулась к теме Ада. — Единственное подходящее место здесь. Остальные — для иссыхающих от жажды пролетариев сохи и сенокосилки. А пить на брудершафт разливной портвейн — даже с известным писателем — совсем не романтично. Значит, кафе «Орион». Найдёшь, где это? — спросила она, не давая Кравцову времени на раздумья.
— Найду, — ответил он с легким сомнением. В трафаретном сценарии знакомства Ада играла явно не свою роль. Мужскую. Времена… Или у поклонниц это общепринятая тактика?
— Тогда в семь вечера, у входа. Договорились? — Она улыбнулась так, что легкое сомнение Кравцова стало невесомым и бесследно рассеялось в околоземном пространстве.
— Договорились.
— А сейчас мне пора, — сказала Ада. — Надо немного побродить по кладбищу в одиночестве. Знакомые — когда узнали, что еду сюда на все лето — просили разыскать могилу одного предка. И привезти им фотографию.
— Может, поищем вдвоём?
— Не стоит… Место тут такое, что не стоит.
Сформулировала она не особо внятно, но Кравцов понял. Спасовское кладбище — спускающееся по склону к Славянке величественным амфитеатром — было старое, красивое и напоминало парк куда сильнее, чем уцелевшие возле графских развалин липы. Но прогулки с девушками здесь действительно казались неуместными…
…Глядя, как мелькает среди зелени, удаляясь, белое платье, Кравцов подумал: а ведь меня только что «сняли». Или «склеили». Впрочем, неудовольствия эта мысль не вызвала.
Вернувшись в вагончик, Кравцов первым делом загрузил в холодильник купленные продукты из двух полиэтиленовых пакетов. Затем прошел в бригадирскую, увидел компьютер — и вспомнил про обещанную Танюшке сказку. Учитывая его нынешнюю скорость письма, начать стоило прямо сейчас.
Кравцов включил свой раритет, уселся перед экраном, задумался. Сказка о предмете… Что бы этакое сочинить не слишком банальное? Описать клинок, дремлющий в музейной витрине и вспоминающий о былых сражениях? Не больно-то оригинально, кто только не живописал поток сознания колющих и режущих предметов. Стоит взять что-нибудь более современное… Пулю, например. Сочинить, как она уныло сидит в обойме, стиснутая шейкой гильзы, в окружении точно таких же товарок. Но она, в отличие от них — тупо и неохотно ждущих своей очереди отправиться в первый и последний полет, — она видит сны о прекрасном солнечном мире, и мечтает познать его, и мечтает вырваться — пусть с болью и кровью — из тесного плена. А потом — выстрел! И она летит, и успевает исполнить мечту за короткие мгновения полета — и разлетается на куски в конце его не от сидящей внутри капельки ртути — но просто от счастья. В финале можно добавить всего одну фразу — что взорвалась она, попав в голову парнишки-срочника при первом штурме Грозного…
Идея неожиданно понравилась, он даже потянулся к клавиатуре, но вовремя опомнился, представив такой опус в тетради пятиклассницы. Вообще-то тёща жестко редактировала его «помощь» Танюшке… Но тут случай клинический, редактура бессильна.
Другой небанальный предмет в голову не приходил. Банальные же вызывали скуку. Он кинул взгляд вокруг. Ничего интересного.
И тут замурлыкал телефон.
Танюшка? — подумал Кравцов. Вот пусть и конкретизирует задание.
Но это оказался Пашка-Козырь.
— Паша, назови первый пришедший в голову предмет, — тут же попросил его Кравцов.
— Э-э-э… Кравцов, у тебя всё в порядке? Может, мне подъехать? — В голосе Паши слышалась тревога.
— Назови, назови, мне для работы надо.
Козырь успокоился мгновенно:
— Так бы и сказал… Ну карандаш.
— Почему карандаш? — удивился Кравцов.
— А я его в руках держу… Слушай, я вообще-то по делу…