Граф Таррагона

– Вот-вот, Рамон, именно с Божьей помощью! – согласился Филипп. – Да еще с нашей с тобой хитростью, изворотливостью и удачливостью… – рыцарь растянулся на траве, улыбнулся солнцу, прищурился и сказал. – Значит так. Собирайся в Барбастро и набери там вояк. Только учти, мне голые да оборванные ни к чему. Вербуй только отморозков, да рыцарей, всех конных… – он задумался и добавил. – Чем обшарпанней будет вид у рыцаря – тем вернее он нам будет служить. Понял?.. – Рамон кивнул в ответ. – ищи саперов, да мастеров по осадам. И, вот еще, поищи-ка горцев, умеющих по горам, да каменным стенам лазить…

– Это зачем?.. – вставил Рамон.

– За надом! – Ответил Филипп. – Не перебивай, когда я излагаю мысли. – Рамон извинился. – Никому не говори о том, куда и зачем ты их вербуешь. Уразумел?

– Уразумел…

– Тогда, вот еще что, – Филипп привстал на локтях, – у меня есть около пяти тысяч золотом, твои деньги я не беру в расчет – сам решай, как тебе участвовать. Вот на них и нанимай мне воинов. Рыцарям обещай один ливр на время похода в день, да феод после войны, если получится, конечно…

– Уже убегаю… – Рамон встал и поклонился.

– Нет! Улетай, и поскорей… – засмеявшись, ответил де Леви.

Рамон ушел, оставляя Филиппа наедине со своими мыслями. Рыцарь снова раскинулся на траве, смежил глаза и, как-то незаметно для самого себя, задремал. Его молодой и крепкий организм, пригретый теплыми и ласковыми лучами весеннего солнца, не сразу заметил, что земля, похолодевшая за долгую зиму, стала тянуть из него силы, оставляя вместо них простуду. Когда Филипп, стуча от озноба зубами, проснулся, то понял, что умудрился сильно застудиться.

– Господи, этого еще не хватало для полного счастья, – сквозь сиплый кашель проворчал он.

Филипп поднялся с трудом – ноги и ослабленный болезнью организм не слушались его. Он едва добрался до своей палатки, где тут же упал на кровать. К вечеру у него поднялся жар…

Один из воинов, заглянув к нему в палатку, так испугался, увидев своего командира в жару и почти в бреду, что опрометью бросился к большому и красивому шатру, полагая, что жена командира – она ведь женщина, как-никак и должна знать толк в лечении, сможет помочь.

Агнесса стрелой влетела в палатку де Леви, успев по ходу приказать своей служанке Бланке – ее нанял сразу же после похорон Робера распорядительный де Леви – чтобы та согревала воду и готовила медовое питье.

Девушка не на шутку перепугалась, увидев рыцаря, лежащего в бреду. Его тело было покрыто потом, а зубы стучали мелкой барабанной дрожью, трясясь в ознобе.

– Господи… – прошептала она и, смочив теплой водой полотенце, стала обтирать его тело…

После похорон Робера и спонтанного рассказа о своей жизни, Филипп окружил ее трогательной, но весьма деликатной заботой. Первым делом, сразу же возле Бургоса, где он тайно венчался с Агнессой, нанял расторопную и еще молодую женщину, остатки былой красоты которой, одежда и некоторые манеры в поведении явно указывали на ее некогда бурное и весьма веселое прошлое. Как и он сам, вынужденная метаться по земле в поисках умиротворения, служанка – ее звали Бланка, искала пути для того, чтобы уйти или просто сбежать от своей жалкой и весьма похабной жизни, решившись в одночасье порвать с ней, уехать или убежать за тридевять земель, туда, где бы она сама и ее прошлое были никому неизвестны, а по большому счету и не важны.

Предложение рыцаря нисколько не удивило ее, даже не испугало. Его открытый взгляд, искренний блеск в глазах успокаивал ее и давал надежду на то, что ее мытарствам придет конец. Бланка без раздумий согласилась, приняв на себя огромный ворох забот о молодой девушке, абсолютно неготовой к походной жизни, прихватив еще и все бытовые проблемы, о которых Агнесса не имела ни малейшего представления, но которые были так хорошо знакомы служанке.

Филипп был приятно удивлен ее прытью, хозяйственностью и какой-то своей, простонародной смекалкой, позволявшей ей почти безошибочно, можно сказать, по наитию, решать множество вопросов.

Бланка сама отбирала ткани для палаток, придирчиво осматривала шесты для их крепления, скобы и прочие мелочи, на которые мужчина не обратил бы и малейшего внимания, но от которых и без которых их полевая и походная жизнь могла стать сущим кошмаром. Котлы, тарелки, ложки и прочие мелочи так захватили Агнессу и Бланку, что рыцарь обрадовался, заметив, что, наконец-то, хоть чем-то отвлек девушку от недавних горестей, свалившихся на ее молодые и неопытные плечики.

Даже Рамон – старый похабник и прохиндей почти с первых моментов знакомства стал уважать служанку, доверяя именно ей приобретение провизии, учет кассы отряда и, что самое главное, объявил всем своим разбойникам: