Граф Сен-Жермен

— Ну, — сказал он с гордостью, — что Вы об этом думаете?

А я не знал, что и думать.

— Посмотрите, что осталось в пузырьке. Ничего, не так ли? Беловатая жидкость испарилась. Таким же образом, если Вас уколоть в определенное место, вся болезнь испарится.

Конечно же, я отказался от лечения. Лекарь был огорчен.

— Вы первый, кто во мне усомнился. Я мог бы заставить Вас об этом пожалеть, но буду снисходительным. Как и Всевышний, я всемогущ и всемилостив. Вам же хуже, что Вы мне так мало доверяете. В ваших руках было ваше богатство. Есть ли у Вас при себе деньги?

Я вывалил в его руку все содержимое кошелька. Он взял монетку в 12 су. Затем, положив на горящие угли, накрыл ее черным зернышком. Он раздувал огонь, дуя в стеклянную паяльную трубочку, и я увидел, как монетка покраснела и раскалилась.

— Подождите, Вы увидите, что будет, когда она остынет, — сказал мне алхимик.

Через минуту монета была уже холодной:

— Берите, вот Ваша монетка. Узнаете?

— Так ведь это — золото!

— Чистейшее.

Я стал рассматривать монету. Теперь она была золотой. Я ни на миг не усомнился в том, что держал в руках свою монету и именно она на моих глазах раскалилась добела. Сен-Жермен просто не мог незаметно подменить одну монету другой. Однако, не имея возможности его в чем-либо уличить, я не хотел, чтобы он подумал, будто я попался на его удочку, и заявил ему:

— Все это, конечно, восхитительно, но в следующий раз, граф, если Вы захотите быть абсолютно уверенным в том, что поразили самого проницательного человека, советую предупредить его о предстоящем превращении, ибо тогда он внимательнее проследит за Вашими действиями и точно будет знать, что на уголь Вы положит серебряную, а не золотую монету.

— С тем, кто хоть немного сомневается в моих познаниях, — возразил обманщик, — мне не о чем говорить.

Такое надменное поведение было характерно для Сен-Жермена и ничуть не удивило меня. Это был последний раз, когда я видел знаменитого искусного «фокусника».

— Вы благородный человек, приходите через несколько лет.

И, пожав мне руку, он меня отпустил»[207].

Вряд ли этот рассказ достоин доверия, что только подтверждают комментарии поместившего его в своей книге Поля Шакорнака. Факты же таковы.

Как раз в это время фарфоровая фабрика в Петеринке испытывала трудности. Один из ее владельцев плохо управлялся с делами и нужно было выкупить его долю. Граф Кобенцль решил реорганизовать предприятие.[208] Он выпросил право использовать часть фабрики для крашения шелка и вообще для красильных работ у князя Карла Лотарингского, получил землю и разрешение на строительство новых зданий[209] — и превратил фабрику в кожевенную и шляпную мануфактуру.

«Этим многообещающим и надежным предприятием будут управлять младший сын госпожи Неттин — ему 15 лет,[210] и ее зять, господин Валкиерс.[211] Персоналом будет заведовать господин Расс. Господин Ланнуа будет заместителем директора, а его сын — секретарем».[212]

Кобенцль рассчитывал уже на «прибыль в один миллион, учитывая то, что среди самых крупных купцов города Турне двое, господа Барбиери и Франколэ, намереваются дать ему шелк на крашение. Одним словом, это предприятие будет играть большую роль в процветании монархии».[213]

Как раз тогда представитель австрийского правительства Кобенцль и написал Кауницу в Вену, чтобы заинтересовать его в этом деле и получить через него помощь от государства в покупке зданий и оборудования. Кауниц выразил в ответ удовлетворение, узнав о финансовой поддержке госпожи Неттин и об участии господина Валкиерса в администрации, однако усомнился в самом предприятии: «Модель не сама машина, и мелкомасштабный эксперимент еще ничего не говорит о заводе, обустройство которого стоит очень дорого, без гарантии для вложенного капитала».[214] К тому же выбор приграничного города Турне для строительства завода вызвал у него удивление. На это возражение Кобенцль ответил следующее: «Стоимость жизни в Турне невелика. К тому же отдаленность от Брюсселя позволяет обезопасить себя от неприятностей, которые могли бы чинить различные корпорации этого города».[215] Следует добавить, что со времен Средневековья Турне славился на всю Европу изготовлением гобеленов, ковров, хлопчатобумажных, шерстяных и льняных тканей, фарфора, фаянса, кирпичей, фуражек, чулок и других вязаных предметов, кожаных изделий, так что наладить прибыльное производство в городе, где имелись квалифицированные мастера, было вполне разумно.