Интересен комментарий Сен-Жермена по поводу ситуации, когда ни Англия, ни Франция в действительности уже не желали отвоевывать друг у друга территории, стоимость содержания которых обеспечить они не могли. Очевидно, бросается в глаза и четкий социально-экономический анализ национальной политики Франции, как будто сделанный современным историком. Сен-Жермен вскрывает предпосылки и причины будущей Французской революции: отсутствие равновесия в пропорциях распределения расходов: слишком много на войну, в которой победить невозможно; слишком много на содержание двора в Версале, роскошь которого, в то время когда нищета в стране все углублялась, вызывала возмущение; слишком мало тратилось на страну; налоги, взыскиваемые для покрытия военных расходов, деньги на содержание двора, уменьшавшие возможности землевладельцев вкладывать средства в обработку земли, что могло бы обеспечить урожай и поддержать тех, кто работал на этой земле; тотальное банкротство государства и тотальное отсутствие веры в законы в верхах. Все это Сен-Жермен понимал, намного опередив свое время. Можно предположить, что он говорил об этом и с мадам де Помпадур, и с Людовиком, точно так же, как теперь он говорил с Бентинком.
Прекращение разорительной войны с Англией, хотя и самое неотложное, должно было послужить только началом выправления ситуации.
Больше чем через месяц в том же дневнике появилась запись, которая объясняет предысторию знакомства Бентинка с графом Сен-Жерменом:[133]
«Несколько месяцев назад Йорк настоятельно рекомендовал мне одного старого знакомого, господина Виретта, по национальности швейцарца, связанного родственными узами с семейством Стэнли из Англии, с которым господин Йорк был в очень дружеских отношениях. Этот господин Виретт приехал сюда просить патент на изобретенную им машину и по рекомендации Йорка обратился ко мне. Его также очень настойчиво рекомендовал мне господин дела Куадра [секретарь испанского посольства в Гааге], от имени господина д’Альбре из Лондона. Из почтения к этим влиятельным лицам я несколько раз приглашал господина Виретта к себе на обед. Когда я попросил его рассказать подробнее об этой машине, ответить мне он не мог, ему пришлось обратиться к господину Линьеру [sic] из Амстердама, изобретателю, с которым Виретт и еще некоторые другие были связаны. Господин Виретт представил его мне, и я объяснил ему, к кому он должен обратиться, через какие формальности ему придется пройти, и т. д. Некоторое время спустя господин д’Аффри заехал ко мне, отвечая на визит, который я нанес ему ранее, и после нескольких незначительных слов долго говорил о господине Линьере, который, как он сказал, по его сведениям, был моим гостем; среди всего прочего он сказал мне, что господин Линьер поддерживал отношения с графом Сен-Жерменом.
Это имя поразило меня и привлекло мое любопытство, так как я много слышал о нем в Англии. Я задач господину д’Аффри несколько вопросов, в том числе спросил о том, кто такой был граф Сен-Жермен; я добавил, что в Англии, где он долгое время вращался в самом высшем обществе, никто не знач, кто он; что в Англии, где у них так мачо полицейских, это меня не удивляло, но меня поразило то, что и во Франции о нем ничего не известно. На это д'Аффри ответил, что во Франции это знал только король, но, по его мнению, в Англии об этом должно быть известно также герцогу Ньюкаслу. Я рассказал господину д'Аффри то, что о нем слышал: о его великолепном умении держаться, безупречных манерах, регулярной оплате счетов в Англии, где довольно дорого поддерживать такой стиль жизни. Господин д Аффри сказал мне, что действительно, это был человек замечательный, о котором рассказывали множество историй: что он обладал философским камнем, что ему более ста лет, хотя выглядел он сорокалетним, и т. п. Я спросил его, был ли он знаком с ним лично, и он ответил, что да, что он часто встречался с ним в доме принцессы де Монтобан и что его очень хорошо принимали и знали в Версале и часто видели в обществе мадам де Помпадур; что он вел чрезвычайно роскошную жизнь, рассказывал о своем богатстве в виде коллекции живописи, драгоценных камней и прочих любопытных вещей, о которых я сейчас уже не помню, как не помню и остальных вопросов, которые я ему задал тогда, при этом вовсе не думая, что я когда-либо сам увижу графа Сен-Жермена.
В моей памяти запечатлелось то, что граф д’Аффри казался изумленным не меньше, чем я, когда слушал рассказываемые им подробности, и что мы говорили о том мнении, которое создалось о личности Сен-Жермена в Англии и во Франции, и он не сказал мне ничего предосудительного в отношении графа Сен-Жермена. Для поддержания разговора я упомянул о нем господину Йорку, когда рассказывал о Виретте. Господин Йорк описал его как очень веселого, очень изысканного человека, который сумел попасть в число приближенных мадам де Помпадур и которому король Франции подарил Шамбор; мое любопытство было крайне возбуждено всеми этими необыкновенными и удивительными вещами, о которых мне рассказали.