Граф Рейхард (СИ)

Лициния добилась назначения Джилиоло смотрителем в монастырь. Беглый монах получил возможность бывать за его высокими стенами когда хотел, зачастую задерживаясь в нём по нескольку дней. Здесь, среди молодых монашек, порочные наклонности вновь взыграли в душе распутника. Отличный повод сойтись с девушками давали исповеди и уединённые собеседования, которые он не без умысла ввёл в монастырский обиход. Приведя к себе в келью хорошенькую послушницу, он заводил с ней речь о праматери Еве и о первородном грехе, расспрашивал девушку о её сокровенных помыслах. При этом его руки как бы невзначай касались её нежных рук и плеч. Большинство монашек столь явные намёки похоти прекрасно понимало, а уж опытный развратник Джилиоло по их взглядам и смущённому трепету сразу видел, какая из них готова на большее, а какая, помня о данном ею обете целомудрия, начнёт упираться и оказывать сопротивление. Строптивых он на первых порах оставлял в покое, ища другие способы подступиться к ним. Зато с теми, кто отзывался на его ласки, он не церемонился. Уже при следующей «отеческой» беседе он чуть ли не с первых минут начинал их обнимать и лезть им под подол.

Многие из девушек попали в обитель не по собственному желанию, а волей обстоятельств. Они томились от скуки и однообразия монастырской жизни, и неудивительно, что среди них нашлись такие, кто уступил греховным притязаниям Джилиоло. В своей келье он завёл широкую кровать, покрытую матрацем более мягким, чем полагалось по монастырскому уставу. На ней и происходили его игрища с монашками. Джилиоло нравилось целовать их в самые укромные места, тискать их груди и ягодицы, засовывать палец им в рот и во влажную промежность между ног. В начале любовной игры его обращение с совращённой им девушкой ещё сохраняло видимость нежности и благоприличия, но по мере того, как страсть его разыгрывалась, ласки его становились грубее, а объятия — туже. Вскоре маска обходительности совершенно спадала с его лица, оно хищно искажалось, он мял и кусал обнажённое тело, запускал в него ногти, из его горла вырывался рёв терзающего добычу зверя. Это рёв пугал девушку больше, чем свирепость его ласк, особенно если она была с ним впервые. Она стонала от боли, но её стоны и болезненные содрогания лишь подогревали страсть распутника. Именно в эти мгновения он погружал своё отвердевшее удилище в вожделенную щель…

Как ни удивительно, но многим соблазнённым им нравилось подобное обхождение. Целое лето Джилиоло наслаждался жизнью. Но в начале осени случилось событие, сильно его обеспокоившее. Сандра — высокая стройная семнадцатилетняя девушка, одна из первых отдавшихся ему, почувствовала, что ожидает ребёнка.

Она открылась развратнику, явившись к нему в келью, и со слезами умоляла придумать что-нибудь, что могло бы отвести от неё гнев настоятельницы. Джилиоло в смятении хмурил лоб. Монашкам запрещалось покидать обитель, но сюда наведывались их родственники и люди епископа, так что о беременности Сандры могли узнать в городе. Джилиоло грозили неприятности настолько крупные, что он даже боялся помыслить о них. Ему вспомнился монах, которого за надругательство над юной монашкой публично повесили на главной площади Анконы. Лихорадочно расхаживая по келье, Джилиоло воображал, будто не тот монах, а он сам поднимается на помост с виселицей, и страх ледяными пальцами сжимал его грудь…

Прикидывая разные возможности, он в конце концов утвердился в мысли, что Сандре лучше всего скоропостижно умереть. Причём умереть так, чтобы на него, Джилиоло, не пало и тени подозрения.

Размышляя о том, как лучше всего осуществить задуманное, он вспомнил старинную легенду, которую ему в один из первых дней его приезда сюда рассказал старик ризничий. В подвале монастыря с давних пор существует обширный склеп, куда когда-то, в давние времена, складывали тела скончавшихся горожан. Постоянная прохлада и сухой воздух склепа препятствовали разложению тел, отчего казалось, будто в стенных нишах и открытых каменных гробах вечным сном спят живые люди. Легенда гласит, что однажды в монастырском подвале был похоронен богатый торговец, о котором было известно, что в жизни своей он много грешил. Ночь после его похорон выдалась бурной: над Трапани и окрестностями сверкали молнии, грохотал гром и бушевало море, накатывая на берег огромные валы. В ту ночь сам собой звонил монастырский колокол и в подвале монастыря встали из своих гробов мертвецы. Наутро люди, войдя туда, увидели, что тело греховодника сброшено со смертного одра и растерзано в клочья. Никто не сомневался, что это было сделано руками оживших мертвецов по воле Высших Сил. На богобоязненных жителей Трапани это событие произвело настолько сильное впечатление, что они перестали хоронить в монастырском подвале своих умерших. Между хранилищем и нижнем пределом церкви поставили решётку с железной дверью. Дверь заперли на два крепких замка. В легенду эту настолько уверовали, что к подвальной решётке иногда подходили монахини, чтобы помолиться и испросить у покойников заступничества на небесах.