Граф М.Т. Лорис-Меликов и его современники

императором, и это придало особую воодушевленность его речи и определило ее государственный пафос. Он утверждал, что Россия сильна самодержавием, связью царя с народом. Все, что подрывает самодержавие, опасно для страны. С этой точки зрения он подверг самой ожесточенной критике реформы 60-х гг., особенно земскую и судебную. По его словам, они нарушили естественный, самобытный ход русской истории, внесли разброд и беспорядок в народную жизнь. Напомнив, что в Петропавловском соборе лежит не погребенный еще прах русского царя, он призвал «в такое ужасное время... думать не об учреждении новой говорильни, в которой произносились бы новые растлевающие речи, а о деле. Нужно действовать». Принятие проекта Лорис-Мелико-ва, по убеждению Победоносцева, это — «Рипб Яиззгае»⁴⁹⁵.

Решительность и твердость, с которыми Победоносцев обрушился и на политику Лорис-Меликова, и на реформы Александра II, во многом объяснялась его осведомленностью о настроении нового царя. Еще недавно, в пору всесилия Лорис-Меликова, он и не пытался критиковать его политику, не делал попытки и наследника подвигнуть на критику. Только со вступлением на престол Александра Александровича и он сам, и его бывший наставник ощутили возможность противодействия планам, которые всегда считали враждебными самодержавию. Тут только, не раньше, и вспомнил Константин Петрович о своем «долге присяге и совести». Речь Победоносцева Милютин назвал иезуитской, увидев в ней «не одно опровержение предложенных ныне мер, а прямое, огульное порицание всего, что было совершено в прошлое царствование»⁴⁹⁶.

Доказывая Александру II необходимость привлечения общественных представителей к управлению, Лорис-Меликов говорил о тех преимуществах и выгодах, которые эта мера принесет власти и обществу. На совещании 8 марта 1881 г. представители либеральной администрации в основном вынуждены были опровергать неконституционный характер проекта министра внутренних дел и доказывать его полную совместимость с самодержавием, на ограничение которого он не покушается. «Предполагаемая мера далека очень от конституции, — говорил П.А. Валуев, выступавший вслед за С.Г. Строгановым, — она имеет целью справляться с мнением и взглядами людей, знающих более, чем мы, живущие в Петербурге, истинные потребности страны и ее населения». Валуев напомнил, что именно он явился инициатором подобного предложения в 1863 г. в иной форме⁴⁹⁷. «Не о конституции идет у нас речь, — убеждал Александра III и военный министр. — Нет ее и тени». По его словам, в преддверии законодательных трудов по окончанию сенаторских ревизий «для успеха дела необходимо сообразить их всесторонне, т. е. не с канцелярской только или бюрократической точки зрения». Ввиду этого Милютин заявлял о своей горячей поддержке предложений графа Лорис-Меликова⁴⁹⁸. А.А. Абаза опровергал Макова, углядевшего в этих предложениях мысль об ограничении самодержавия. Он выступил вторично после обвинительной речи Победоносцева, защищая от его нападок реформы 60-х гг., утверждая, что не они породили крамолу и цареубийство, а их незавершенность. Министр финансов подчеркнул необходимость предлагаемой Лорис-Меликовым меры для задуманных реформ в области финансов. В итоге дискуссии решено было проект не отвергать, а вернуться к его обсуждению в Комитете министров.

Кроме наиболее активно отстаивавших проект Лорис-Меликова, Д.А. Милютина, А.А. Абазы и П.А. Валуева, его поддержали Д.М. (Вольский, А.А. Сабуров, Д.Н. Набоков, великие князья Константин Николаевич и Владимир Александрович, то есть абсолютное большинство. Против проекта высказалось четверо (Победоносцев, Строганов, Маков и Посьет). Воздержались от оценки предложений министра внутренних дел великий князь Михаил Николаевич, принц Ольденбургский, князь С.Н. Урусов и светлейший князь А.А. Ливен. По-видимому, примерно такой расклад сил на совещании имел в виду Михаил Та-риелович, подсчитывая своих сторонников и противников на совещании Совета министров, и численное соотношение тех и других его явно успокаивало. Однако ход заседания, в ходе которого скупыми репликами император достаточно ясно обозначил свою позицию, заставлял о многом задуматься. Набравшие большинство голосов победителями себя не чувствовали. «Мы вышли из зала совещания в угнетенном состоянии духа и нервном раздражении», — признавался Д.А. Милютин⁴⁹⁹. Впрочем, разнобой в восприятии итогов заседания 8 марта был большой. Великий князь Константин Николаевич остался ими доволен. П.А. Валуев оценил происходившее в Совете министров как «полный йазсо министра внутренних дел»⁵⁰⁰. Е.А. Перетц, считавший результат совещания для Лорис-Меликова «очень хорошим», а его цель «почти достигнутой», заметил, что сам Михаил Та-риелович им очень недоволен⁵⁰¹. Умевший хорошо просчитать ситуацию, граф на этот раз оказался не готов к такому исходу.

* * *