№ 2. Л. 55—55 об).
xvii[xvii] В пересказе современника сохранились некоторые детали этой картины, не включенные
мемуаристом в текст очерка: «Когда кто-то утешал Гриббе (у которого скончалась жена), говоря, будто
он плачем своим ропщет на Бога, этот последний, служивший долго при Аракчееве, возразил, что он
не граф Аракчеев, который, когда повар зарезал его любовницу, кричал во всеуслышание: «Соберите
весь Синод из Петербурга, чтобы доказали мне, что есть Бог, и то я не поверю» <...> Этот Гриббе
оставил записки об графе Аракчееве, которые читал иногда родным, и без слез не мог читать, как
несправедливо и жестоко наказывали молодую девушку, сестру убийцы Настасьи, за которую дело
стало, ибо Настасья до крови исщипала этой несчастной все лицо, а она пошла просить, рыдая,
защиты у брата в кухне. Не говоря о самом поваре, дерзнувшем убить любовницу графа Аракчеева,
невинную сестру его только потому, что по поводу ее стало дело, наказывал плетьми палач, привязав
ремнем за горло к позорному столбу, и многих других били кнутом нещадно. Повар и сестра его были
засечены до смерти, — так рассказывал Гриббе в своих записках»
(Memoires de ma vie) // Отдел письменных источников Государственного исторического музея. Ф. 178.
№ 2. Л. 55—55 об).
xviii[xvi i] Скот этот покупался в Архангельской губернии преимущественно известной холмогорской
породы и обходился казне довольно дорого. (Прим. Гриббе)
xix[xix] Честность и бескорыстие самого Аракчеева не подлежат никакому сомнению: он берег
казенную копейку, был очень скуп на нее и строго разграничивал свои собственные средства от
казенных. Если он был богат, то этим богатством обязан исключительно щедротам своего
царственного друга и той простоте и строгой бережливости, которые он ввел в свой образ жизни и
домашнее хозяйство. Всякое плутовство и мошенничество, как только он узнавал о них, строго им
преследовались; если же он относился довольно равнодушно к некоторым явлениям полковой
экономии, то, кажется, единственно вследствие сознания, что при всем своем могуществе он
бессилен искоренить это зло, вошедшее, по-видимому, в плоть и кровь служившего тогда люда.
(Прим. Гриббе)
xx[xx]
xxi[xxi] Строка из басни И.А. Крылова «Волк и Ягненок».
xxii[i] Бессонов Иван Александрович (1811 — 1848) начал службу в 1827 г. канцеляристом в Калужском
губернском правлении, служил в канцелярии Калужского гражданского губернатора (в 1829 г. —
коллежский регистратор), в июне 1831 г. вышел в отставку «за болезнию»; в 1833 г. заседатель в
Калужском совестном суде, с 1834 г. — губернский секретарь, в 1835—1839 гг. дворянский заседатель
в Калужской палате гражданского суда (сведения о службе Бессонова приводятся по. ОР РГБ. Ф. 233.
К. 7. № 9 (паспорт); К. 8. № 9 - послужной список). Был коротко знаком с известным библиофилом и
библиографом С.Д. Полторацким, чье имение Авчурино находилось в Калужском уезде Калужской
губернии; видимо, по настоянию последнего в сентябре 1844 г. Бессоновым и была записана серия
устных новелл об А. В настоящем издании они публикуются (впервые полностью) по автографу: ОР
РГБ. Ф. 233. Карт. 43. № 8. Л. 1—10. Фрагменты «Рассказов...» были использованы в сравнительно
недавней биографии А.
xxiii[i ]
xxiv[i i]
дворе Людовика XIII. Перед смертью указал на своего преемника— кардинала (с 1641) Джулио
анонимные памфлеты и сатиры на Мазарини (т. н. мазаринады).
xxv[iv] На самом деле гравированные портреты А. были широко распространены. Известны два
иконографических типа: 1) гравюра пунктиром Ф. Вендрамини с портрета работы неизвестного
художника (исполнен ок. 1796 г.); 2) гравюра резцом Н.И. Уткина с оригинала И.Ф. Вагнера (1818); с
этого же оригинала портрет А. гравировал в 1828 г. К. Афанасьев (подробнее см.:
Подробный словарь русских гравированных портретов. СПб., 1886. Т. 1. Стб. 343-345).
xxvi[v] Имеется в виду Александр I. Эта фраза вошла в российский культурный обиход после того, как
стало в списках расходиться письмо императрицы Елизаветы Алексеевны к свекрови от 19 ноября
1825 г., первая фраза которого приобрела особенную известность: «Дорогая матушка! Наш ангел в
небесах <...>» (текст письма см.:
воспоминание императрицы Александры Федоровны: «Мы называли его в наших интимных письмах