Град разящих мыслей

Экспансия наружу очевидней, поэтому и кажется значительнее, нежели экспансия вовнутрь. Битва на поверхности, битва под землёй. Невозможно сражаться в двух местах одновременно. Так выбери своё поле боя и погибни на нём в пылу нескончаемой схватки.

Мой вопрос: рыть вверх или вниз? Доселе я рыл только вниз и радовался каждому черепу. Сохранится ли моя радость, измени я направление? Что захоронили вы над собой?

Когда пишешь собственной кровью, перестаёшь писать словами. Когда пишешь , читать уже скучно.

Бурли, кровь моя, кровушка! Бурли!

Это – книга крови. Глупо требовать и критиковать. Только созерцать и сочувствовать. Ибо здесь творится сама Жизнь. Не моя жизнь, но Жизнь через меня.

Мой лабиринт, мой вызов. Мой дневник, моя судьба.

Закончить – это отказаться от совершенства. Оно существует лишь в продолжении, в биении . Точка для меня – худшее из уродств.

Иногда кажется, что всё во мне написано, а я лишь чернила. Не чувствует ли себя так каждый муж?

Внутри меня – законченная мозаика. И я перекладываю её, кусочек за кусочком, наружу.

Когда пишешь собой, происходит то же, что и с карандашом.

Быть Уроборосом – созидать, пожирая.

Ну где же вы, гиены? Вот он, я!

– Для кого ты пишешь?

– Я пишу для надежды.

– Зачем ты пишешь?

– Вопреки «зачем».

Почему важно не сжигать свои «рукописи»? Зачем их вообще «писать»? Чтобы смотреть в зеркало и напоминать, кто такой, умывать лицо ледяной водицей в моменты растерянности. Чтобы восполняться собственной силой, когда опустошён и одинок. Есть и ещё кое-что – «рукописи» показывают пути совершенствования, неисследованные тропы в глубине, наконец – твою дорогу и твои следы. Произведения сохранят вашу жизнь, отмоют её и наделят красотой. Бессмертно и красиво. Чего ещё пожелать?

В приступе бешенства: «Я всё готов сжечь! Немедля! И себя в костёр!..»

Выражаясь, мастер держит инструмент за горло. И тот повинуется.

Как нужно писать? Прорезая.

Иногда пишешь, обжигая пальцы.

Если бы человек, начиная писать, испытывал мучения от каждого слова, от каждой буковки, он бы писал подобно мне.

Мастер бережёт и ценит своё пространство, будь оно на бумаге, холсте или плёнке.

В зрелости творишь уже только техникой, улетучилось нечто .

Необходим холодный глаз да горячий ум, чтобы доводить вещи до совершенства.

Писать меня учили трое: мой дорогой дед, Ницше и мой дорогой я.

Мгновенный черновик – вдумчивая перепись – точечные исправления.

Изредка я позволяю себе выдавать ахинею. Для чего? Чтобы предстать таким, какой есть: величие не абсолютно. Вы хотите меня знать? Конечно же, нет. Хочу знать сам.

Не пытайся насильно творить, когда истощён и измучен. Уступи времени, прояви терпение. Найдётся родник. Ибо цель твоя – мощь, а иное – немощь.

Некоторые мысли ещё не готовы покинуть примерочную комнату.

Читающий меня всегда позади: он бредёт по моим запутанным следам. Я хотел бы взять кого-нибудь за руку и повести рядом. Но они боятся… не меня боятся.

Не оглядывайся на собственные следы. Ты рискуешь пойти вспять.

Я прошу о читателе, не потребителе .

Искусство живёт, пока творится. И я призываю вас к себе – пожить вместе со мной, с моим искусством. Вы, должно быть, приуныли сидеть у могил.

Написанное – приглашение, а не демонстрация.

Будучи не просто философом, но и художником, я немыслим без красок. Я лукавлю, отождествляя философию с искусством. Или нет?..

Я многолик. Во мне родилось сразу несколько. Неудивительно, что сцепились мы в локтях.

Философии я учился у художников, с кистью в руке.

Я художник, обречённый на буквы.

В моей философии нет ничего ошибочного. Иначе саму индивидуальность следует признать ошибкой.

Я могу заблуждаться… но ведь происходит это по вине искренности! Значит ли сие, что как человек я – заблуждение?

Одно дело заблуждение, совсем другое – глупость.

Вопрос не в том, прав я иль нет, а каково твоё намерение.

Мне занятней играть с проблемами, нежели разрешать их.

Пожертвовал я всем ради войны на фронте мысли: и здоровьем, и друзьями, и улыбкой. Даже юностью своей. Так коль я проиграю, милосердия прошу – смерти, смерти, смерти!

Страдаю! Кто спасёт меня? Кто спросит, хочу ли я спастись? Но что отвечу?.. Столь многое получил я от страданий, кем буду без них?

Путника ожидает распутье. Одна дорога ведёт к райскому саду: со спелыми плодами, в нежных цветах, с живительным прудом, где купаются юные девы. Другая, стиснутая пустотой, заросшая и позабытая – к далёким-предалёким горам, которые всё осознанней воспринимаются как мираж. Знает ли путник, кто он такой? Или знать не желает?..

Возможно, я последний философ такого уровня, первым был Ницше. Ох и хотелось бы мне стать последним! Финал всегда грандиознее начала.

Ницше? Я иду! Ко мне перешло острие, и мой черёд разить!

Стать пронзающей иглой – сквозь плоть, сквозь камень, сквозь металл – не скроется ничто.

Мания величия предпочтительней мании обыкновения.

Вы ищете подтверждения Возвращению? Так взгляните же! Всмотритесь!

Человек с клином веры живёт как избранник и умирает непобеждённым.