Грабители

Ничуть не сомневаясь в причинах такого выбора, девушка грациозно повернулась и пошла к лестнице, а Михель с заметным отставанием двинулся за ней следом.

Когда Нэнси стала подниматься по ступенькам, Царик от восхищения втянул носом воздух и посмотрел на Фредди, призывая его разделить радость созерцания, однако Чингис был во власти иных факторов и напряженно думал, распутывая новые неясные мысли.

Приветливая Нэнси поднималась все выше, а ее ноги все сильнее открывались алчущему взору вспотевшего Михеля. Неизвестно, что случилось бы с его неестественно изогнутой шеей, если бы внимание не отвлек появившийся на лестнице человек.

Он важно спускался по ступеням, а на его голове громоздилось сложнейшее сооружение. Здесь были и разнокалиберные лампы, и мощные оптические монокли, и зеркальца. Все это размещалось на шарнирных держателях и напоминало ветвистые рога оленя.

— Здравствуй, Нэнси, — вполне будничным тоном произнес человек.

— Здравствуйте, доктор Доуэль, — пропела блондинка. — Как ваше приспособление? Работает?

— О да! — бодро ответил доктор. — Все, что ни потребуется, всегда рядом. Объект полностью запатентован.

— А как эта штука называется?

— Так и называется — «Голова доктора Доуэля», — сообщил изобретатель и пошел дальше.

Нэнси продолжила подъем, но Царик, сколько ни старался, уже не мог сконцентрировать внимание на ее ногах. Он с детства боялся зубных врачей, а уж таких монстров, каким показался ему доктор Доуэль, он боялся даже сейчас.

Так незаметно, за насущными размышлениями, Михель и Фредди оказались возле кабинета номер восемнадцать.

— Ну вот, господа, это и есть восемнадцатый кабинет… — начала свой пространный обзор Нэнси, но Фредди ее перебил:

— Короче, экипаж корабля прощается с вами и всего вам наилучшего. Я прав?

77

Когда Чингис и Царик вошли в кабинет, Поуп и Филсберг были уже там. Оба они были наряжены в белые халаты, резиновые перчатки, а на их головах красовались уже знакомые Фредди и Михелю приспособления доктора Доуэля.

— Зачем все это? — спросил озадаченный Царик. — И вообще, зачем мы встречаемся в таком ужасном месте?

— Да, действительно, — поддержал товарища Фредди. — Почему тогда не в морге?

«Побываешь еще и в морге», — пообещал про себя Филсберг, а вслух сказал:

— Просто это лучшая из маскировок. Вы — больные, мы — здоровые… То есть, я хотел сказать, врачи.

— Это ты-то врач? — с ноткой негодования в голосе спросил Поуп.

— Ну как будто бы, — смягчил формулировку Филсберг. — Я как будто бы врач.

— А мы как будто бы пациенты, — догадался Фредди.

— Совершенно справедливо замечено, — с готовностью согласился Филсберг, — а теперь милости просим — в кресла.

И он указал на сверкающие полированной сталью и дорогим пластиком сооружения. По виду они напоминали аппараты по разделке свиней, но только во сто раз страшнее.

— Я не сяду, — отрезал Царик и отер со лба мгновенно выступивший пот. — Ни за какие коврижки.

Его детский комплекс, разбуженный обстановкой кабинета, поднялся из прошлого и раскинул цепкие щупальца.

— А вы знаете, я, кажется, тоже боюсь, — сказал Фредди, проанализировав свои ощущения. — Я тоже не сяду ни за какие коврижки.

— А за полфунта травы? — быстро спросил Филсберг, презрительно оттопырив нижнюю губу.

— Фунт — тема для обсуждения. Полфунта — темы для обсуждения нет, — определился Фредди.

— Но вы же взрослые люди! Сядьте в кресла, мы вам их поудобнее отрегулируем и просто поговорим.

— Давайте говорить так, — предложил Царик. — Стоя.

— Стоя?

Филсберг и Поуп переглянулись. Первый, самый легкий и надежный вариант не прошел.

Если бы Царик и Чингис согласились, их бы просто пристегнули к этим креслам намертво, а потом быстро выведали всю информацию о том, где находится дорогостоящий трек.

Уж Роджер Поуп сумел бы это сделать — он был настоящим врачом и знал, как делать людям больно.

— Ну хорошо, садитесь на обыкновенные стулья, — согласился Роджер и с неохотой снял с головы детище доктора Доуэля.

Пригладив редкие волосы, Поуп отошел к письменному столу и сел на самый мягкий стул. Остальным достались места попроще.

— Ну так и сколько же вы хотите? — с ходу спросил Роджер, желая сбить и опрокинуть противника.

Отчасти ему это удалось.

Царик засучил ногами, снова стал потеть и никак не мог произнести цифру, выходившую за пределы миллиона. Тысячи, десятки тысяч и даже сотни тысяч кредитов он хотя и с трудом, но все же мог себе представить. Однако «миллион» — это звучало чересчур дерзко. О такой куче денег даже мечтать было страшно. И одно дело трепаться перед Фредди, и совсем другое — назвать свою цену серьезным людям.

Решив начать с семисот тысяч и в случае чего опуститься до пятисот или в крайнем случае до двухсот тысяч, Царик раскрыл рот, однако Фредди опередил его.

— Пятнадцать миллионов, — сказал он таким тоном, будто не носил дареные штаны, которые Царик по случаю утащил из мусорного бака. После стирки вещь оказалась вполне еще приличной, однако этим штанам и не мечталось, чтобы кто-то, находясь в них, мог так запросто попросить пятнадцать миллионов.