Грабители

— В одиннадцать — нормально. Зельда уже открыла дверь, когда Харченко, что-то вспомнив, спросил вдогонку:

— А что у тебя с Хвалецким?

— Теперь уже ничего.

71

В комнате с низкими потолками, где гудели от напряжения пучки оптических кабелей, находился весь состав дежурной смены. Вот уже полчаса никто не отходил покурить и не заводил посторонних разговоров. Все операторы образцово и показательно выполняли свои обязанности.

Целая панель мониторов была заброшена ради одного-единственного экрана. Именно по нему шла трансляция из кабинета финансового руководителя торгового агентства Билла Харченко.

Сегодня финансовый босс выступал в несвойственной ему прежде роли сексуального гения.

Сальные шуточки и смешки были позабыты на десятой минуте со времени начала спектакля, и дальше несчастные соглядатаи только жадно внимали и постигали сложную науку настоящего атлетического секса.

Когда сеанс завершился полностью, вся смена из двенадцати человек с облегчением вздохнула, будто каждый их них принимал участие в этом удивительном и изнуряющем марафоне.

— Подумать только, — произнес капрал Делон, разминая сигарету. — А ведь был обычным толстячком, подгребающим все, что плохо лежит. Откуда в нем такая силища вдруг появилась?

— Его сегодня даже Главный хвалил, — в нарушение инструкции сообщил сержант Фокин. В его обязанности входило слушать самого Главного.

— Но Главный хвалил его до, а не после того, как он отделал Зельду.

— А может, у него крыша съехала? — предположил кругленький Олештосс. Ему не хотелось верить, что человек его комплекции может совершать такие подвиги в здравом рассудке. Это налагало на Олештосса новые неисполнимые обязательства.

«Хорошо, что этого не видела моя жена», — подумал он и вздрогнул, когда кто-то шепнул:

— Босс идет!

Все операторы, словно мыши, разбежались по своим норкам, и нераскуренные сигареты тотчас исчезли в карманах и вспотевших кулаках.

— Так, сук-кины дети! Пивко сосем или на службе стоим?! — Это была коронная фраза генерала Линкольна, и она означала неприятности для любого, кто ее слышит. — Старший смены!

— Я, сэр! — прокричал капрал Делон.

— Почему люди бездельничают?! — проревел Линкольн.

Ответа на этот вопрос не существовало, ибо утверждать, что люди не бездельничают, означало противоречить начальству, а значит, подбивать всех на бунт и так далее, вплоть до суда военного трибунала.

Заходить в пререканиях с генералом так далеко никто не собирался. Поэтому все молчали. Молчал и капрал Делон.

— Какие новости? Покушение на императора? Заговор? Курение в туалете?

— Только незначительный случай в кабинете финансового директора Харченко, сэр, — осторожно

предложил капрал.

— Что, опять спер миллион? Это не страшно и не важно. Этот толстый перец экономит империи миллиарды.

— Там несколько другое, сэр… Есть видео.

— Видео? — Генерал испытующе посмотрел прямо в глаза капралу, и тот невольно поежился. — Ладно, поставь.

Делон повернулся юлой и, пробежав пальцами по кнопкам, запустил интересующий Линкольна файл.

Звук был отличный, цвет тоже, и яркая динамичная картинка произвела на генерала ни с чем не сравнимое впечатление.

Усилием воли он оторвался от экрана и сказал тоном, исключающим личное любопытство:

— Сделай копию. Мне нужно это для работы. Как только дискета была готова, он сразу же ушел — работать.

72

Генерал Роберто Линкольн вернулся в свой кабинет и тщательно прикрыл дверь. Затем резким движением отодвинул в сторону большую картину. Там, за огромным холстом гидроимпрессиониста Пабло Петухова, Линкольн прятал свой мобильный командный пункт.

Повинуясь нажатию кнопки, в стене распахнулись створки потайного шкафа и навстречу хозяину выехал металлический столик. Почти все его пространство занимала стойка, на каждой полочке которой был привернут ящичек с мигающими лампочками и контрольными экранами. От каждого из приборов тянулось множество проводков, которые уходили в стену и где-то далеко, внутри магистральных галерей, пробегали до спутниковых тарелок и ретрансляторов.

Отсюда, из этого кабинета, генерал Линкольн мог изменить течение любой секретной операции, заглянуть в спальню премьер-министра и в туалет начальника штаба.

Контроль за всеми стал главной идеей генерала Линкольна с тех пор, как он стал шефом имперской службы безопасности. Исключение составляли только простые граждане империи, и оттого они и были, как говорил Линкольн, основной сволочью.

Эта неприязнь и даже враждебность по отношению к гражданам собственного государства были основаны на чувстве бессилия, которое испытывал Линкольн, понимая, что он не в состоянии досмотреть каждого из них.

Подтащив к металлическому столику казенный стул, генерал занял место за командным пультом и открыл электронный файл, где скапливались донесения за последние сутки.