Грабители

Ничуть не сомневаясь в причинах такого выбора, девушка грациозно повернулась и пошла к лестнице, а Михель с заметным отставанием двинулся за ней следом.

Когда Нэнси стала подниматься по ступенькам, Царик от восхищения втянул носом воздух и посмотрел на Фредди, призывая его разделить радость созерцания, однако Чингис был во власти иных факторов и напряженно думал, распутывая новые неясные мысли.

Приветливая Нэнси поднималась все выше, а ее ноги все сильнее открывались алчущему взору вспотевшего Михеля. Неизвестно, что случилось бы с его неестественно изогнутой шеей, если бы внимание не отвлек появившийся на лестнице человек.

Он важно спускался по ступеням, а на его голове громоздилось сложнейшее сооружение. Здесь были и разнокалиберные лампы, и мощные оптические монокли, и зеркальца. Все это размещалось на шарнирных держателях и напоминало ветвистые рога оленя.

– Здравствуй, Нэнси, – вполне будничным тоном произнес человек.

– Здравствуйте, доктор Доуэль, – пропела блондинка. – Как ваше приспособление? Работает?

– О да! – бодро ответил доктор. – Все, что ни потребуется, всегда рядом. Объект полностью запатентован.

– А как эта штука называется?

– Так и называется – «Голова доктора Доуэля», – сообщил изобретатель и пошел дальше.

Нэнси продолжила подъем, но Царик, сколько ни старался, уже не мог сконцентрировать внимание на ее ногах. Он с детства боялся зубных врачей, а уж таких монстров, каким показался ему доктор Доуэль, он боялся даже сейчас.

Так незаметно, за насущными размышлениями, Михель и Фредди оказались возле кабинета номер восемнадцать.

– Ну вот, господа, это и есть восемнадцатый кабинет... – начала свой пространный обзор Нэнси, но Фредди ее перебил:

– Короче, экипаж корабля прощается с вами и всего вам наилучшего. Я прав?

77

Когда Чингис и Царик вошли в кабинет, Поуп и Филсберг были уже там. Оба они были наряжены в белые халаты, резиновые перчатки, а на их головах красовались уже знакомые Фредди и Михелю приспособления доктора Доуэля.

– Зачем все это? – спросил озадаченный Царик. – И вообще, зачем мы встречаемся в таком ужасном месте?

– Да, действительно, – поддержал товарища Фредди. – Почему тогда не в морге?

«Побываешь еще и в морге», – пообещал про себя Филсберг, а вслух сказал:

– Просто это лучшая из маскировок. Вы – больные, мы – здоровые... То есть, я хотел сказать, врачи.

– Это ты-то врач? – с ноткой негодования в голосе спросил Поуп.

– Ну как будто бы, – смягчил формулировку Филсберг. – Я как будто бы врач.

– А мы как будто бы пациенты, – догадался Фредди.

– Совершенно справедливо замечено, – с готовностью согласился Филсберг, – а теперь милости просим – в кресла.

И он указал на сверкающие полированной сталью и дорогим пластиком сооружения. По виду они напоминали аппараты по разделке свиней, но только во сто раз страшнее.

– Я не сяду, – отрезал Царик и отер со лба мгновенно выступивший пот. – Ни за какие коврижки.

Его детский комплекс, разбуженный обстановкой кабинета, поднялся из прошлого и раскинул цепкие щупальца.

– А вы знаете, я, кажется, тоже боюсь, – сказал Фредди, проанализировав свои ощущения. – Я тоже не сяду ни за какие коврижки.

– А за полфунта травы? – быстро спросил Филсберг, презрительно оттопырив нижнюю губу.

– Фунт – тема для обсуждения. Полфунта – темы для обсуждения нет, – определился Фредди.

– Но вы же взрослые люди! Сядьте в кресла, мы вам их поудобнее отрегулируем и просто поговорим.

– Давайте говорить так, – предложил Царик. – Стоя.

– Стоя?

Филсберг и Поуп переглянулись. Первый, самый легкий и надежный вариант не прошел.

Если бы Царик и Чингис согласились, их бы просто пристегнули к этим креслам намертво, а потом быстро выведали всю информацию о том, где находится дорогостоящий трек.

Уж Роджер Поуп сумел бы это сделать – он был настоящим врачом и знал, как делать людям больно.

– Ну хорошо, садитесь на обыкновенные стулья, – согласился Роджер и с неохотой снял с головы детище доктора Доуэля.

Пригладив редкие волосы, Поуп отошел к письменному столу и сел на самый мягкий стул. Остальным достались места попроще.

– Ну так и сколько же вы хотите? – с ходу спросил Роджер, желая сбить и опрокинуть противника.

Отчасти ему это удалось.

Царик засучил ногами, снова стал потеть и никак не мог произнести цифру, выходившую за пределы миллиона. Тысячи, десятки тысяч и даже сотни тысяч кредитов он хотя и с трудом, но все же мог себе представить. Однако «миллион» – это звучало чересчур дерзко. О такой куче денег даже мечтать было страшно. И одно дело трепаться перед Фредди, и совсем другое – назвать свою цену серьезным людям.

Решив начать с семисот тысяч и в случае чего опуститься до пятисот или в крайнем случае до двухсот тысяч, Царик раскрыл рот, однако Фредди опередил его.

– Пятнадцать миллионов, – сказал он таким тоном, будто не носил дареные штаны, которые Царик по случаю утащил из мусорного бака. После стирки вещь оказалась вполне еще приличной, однако этим штанам и не мечталось, чтобы кто-то, находясь в них, мог так запросто попросить пятнадцать миллионов.