Я хочу рассказать здесь об этой знаменитой битве, и о той доблести, не уступающей, думаю, доблести ни одного из прославленных героев, которую в данном случае проявил Тейя. К смелости готов побуждало безвыходное их положение, римляне же, хотя и видели их в состоянии отчаяния, считали нужным противиться всеми силами, стыдясь уступить более слабым. И те и другие, полные воодушевления, устремлялись на близстоящих; одни, готовые погибнуть, другие, стремясь получить славу доблести. Битва началась рано утром. Тейя был на глазах у всех, держа перед собою щит; с грозно поднятым копьем он с небольшой кучкой своих близких стоял впереди фаланги. Видя его и считая, что если бы он пал, то битва быстро бы окончилась, римляне направили против него все свои усилия, нападая на него в большом числе, кто только стремился к славе. Одни издали бросали в него дротики, другие старались поразить его копьем. Тейя, закрывшись щитом, принимал на него все удары копий и, внезапно нападая на врагов, многих из них убил. Всякий раз как он видел, что его щит весь утыкан брошенными в него копьями, он, передав его кому-нибудь из своих щитоносцев, брал себе другой. Сражаясь так, он провел целую треть дня. К этому времени в его щит вонзилось двенадцать копий, и он уже не мог им двигать, как он хотел, и отражать нападающих. Тогда он стал звать настойчиво одного из своих щитоносцев, не покидая строя, ни на единый вершок не отступая назад и не позволяя неприятелям продвигаться вперед; он не поворачивался назад, прикрыв щитом спину, не сгибался набок; он как бы прирос к земле со своим щитом, убивая правой рукой, отбиваясь левой и громко выкрикивая имя своего щитоносца. Он явился к нему, неся щит, и Тейя быстро сменил на него свой отягченный копьями. И тут на один момент, очень короткий, у него открылась грудь, и судьба назначила, чтобы именно в этот момент он был поражен ударом дротика и в ту же минуту умер. Воткнув его голову на шест и высоко подняв ее, некоторые из римлян стали ходить вдоль того и другого войска, показывая его римлянам, чтобы придать им еще большую храбрость, готам — чтобы те, придя в отчаяние, прекратили войну. Но даже и теперь готы не приостановили сражения до самой ночи, хотя точно знали, что король (царь — В.А.) их умер. Когда мрак спустился на землю, обе стороны, разойдясь и не снимая оружия, заночевали тут же. На следующий день с рассветом они опять выстроились по-прежнему и сражались до самой ночи; они не уступали друг другу, не обращались в бегство и не наступали; хотя и с той и с другой стороны было много убитых, но озверев, с непреклонным духом они продолжали бой друг с другом: готы знали, что они сражаются в последний раз, римляне питали для себя недостойным оказаться слабее их. Но наконец, варвары, послав к Нарзесу некоторых из знатнейших лиц в своем войске, сказали, что они поняли, что они борются с богом: они чувствуют противоборствующую им силу. Из происходящего они уразумевают истину дел и хотят поэтому изменить свое решение и оставить это упорное сопротивление. Но они не хотят в будущем жить под властью императора, но проводить свою жизнь самостоятельно вместе с какими-либо другими варварами. Поэтому они просят римлян дать им возможность мирно уйти, не отказывать им в этом разумном предложении и подарить в качестве «денег на дорогу» те средства, которые каждый отложил для себя за время прежней службы своей в Италии. Этот вопрос Нарзес поставил на обсуждение на военном совете. И вот Иоанн, племянник Виталиана, предложил удовлетворить эту просьбу и не вести уже дальше боя с людьми, обрекшими себя смерти, и не пытаться на себе испытать смелость людей, уже отчаявшихся в жизни, которая тяжка и для тех, кто ее проявляет, и для тех, кто им противится. «Достаточно, — сказал он, — для разумного человека одержать победу, а желание чрезмерного может иной раз обратиться для кое-кого и в несчастье». Нарзес дал убедить себя этим предложением. Они договорились на том, чтобы варвары, оставшиеся в живых, взяли свои собственные деньги, тотчас же ушли из всей Италии и больше уже никогда не вели войны с римлянами».
Согласно Прокопию, еще до закрепления результата переговоров в форме договора, остатки войск доблестно павшего Тейи — не более тысячи готов — , выйдя из лагеря с оружием и «дорожными деньгами», пройдя через ряды «ромейских» войск победоносного Нарзеса, удалились в город Тицин (будущий стольный град винилов-лангобардов Папию, сегодняшнюю Павию) и в места по другую сторону реки Пада. Их взор был исполнен такой решительности и отваги, что никто не осмелился на них напасть (хотя договор еще не был подписан и утвержден взаимными клятвами). Больше никто никогда ничего о них не слышал. Так что, вероятнее всего, они действительно покинули Италию, чтобы, возможно, поселиться на одном из островов, завоеванных Тотилой. По другим сведениям, часть уцелевших остготов разбрелась по опустошенной почти двадцатилетней войной Италии. Алигерн долго защищал от войск восточных римлян Кумы, где хранилась царская казна.