Читаем Гостомысл полностью

Дарине было уже за сорок. Полянка. Чернявая. Худощавая и верткая, как угорь. Еще в молодости она попала в рабыни. Так как она была девицей весьма красивой, Медвежья лапа вначале определил ее было в наложницы, но затем, узнав ее характер — дотошный и придирчивый, приставил ее помощницей к старой ключнице. Ну а потом, когда старуха-ключница выжила из ума, все дела перешли к Дарине.

— Как боярин? — спросила Людмила.

— Лежит и плачет, — сказала Дарина.

— Как его раны? — спросила Людмила.

— Если горячка не скрутит, то скоро заживут, — сказала Дарина.

— Дарина, — объявила Людмила, — срочно готовься к отъезду: а чтобы скорее было — грузи на телеги самое ценное и сейчас же пришли мне пару крепких слуг, чтобы перенести боярина в телегу.

С того момента, как словены заложили город, враг никогда не входил в него, поэтому бегство из города было необычным явлением.

Но у богатых бояр и горожан были также дворы в селах, куда они выезжали на лето, поэтому ключница распоряжалась привычно — без спешки, но скоро.

Через десять минут в комнату зашли двое слуг, под присмотром Людмилы, они осторожно подняли боярина и перенесли в подготовленную телегу. Чтобы боярина не растрясло в пути, телега была щедро устлана соломой, солому покрыли толстым ковром.

Таким образом, боярин мог вполне удобно ехать.

Затем под бдительным присмотром Людмилы принесли и в эту же телегу в ноги боярина поставили сундук с драгоценностями.

В другую телегу положили несколько мешков с мехами.

Тем временем Дарина занималась погрузкой менее ценного добра.

Но как только все ценное уложили в телеги, Людмила дала команду трогаться. Остальное имущество ее интересовало мало.

<p>Глава 25</p>

Берег стремительно приближался. Теперь можно было рассмо треть позолоченные солнцем стены. Островерхие крыши засияли нестерпимым блеском.

— Богато, — холодно проговорил Готлиб.

— Однако город окружен высоким валом. Перед валом ров с водой. Стены высоки, — оценил городские укрепления Харальд, пытаясь рассмотреть городские стены из-под приставленной ко лбу ладони и сделал тревожный вывод: — Этот город слишком большой для нас. Положим всю дружину.

Готлиб нахмурил белесые брови.

— Все вздор! В большом городе большая добыча. Большую добычу никто без боя не отдаст, поэтому за нее приходится платить кровью. А что смерть воину? Каждый воин мечтает умереть в бою, чтобы на белом коне отправиться в Вальхаллу.

Харальд надел шлем и перебросил из руки в руку любимый боевой топор.

— Однако раньше времени не стоит попадать туда, где предстоит провести вечность. Говорят, вечность быстро надоедает.

Готлиб расхохотался. Давясь смехом, он спросил:

— Так говоришь — вечность быстро надоедает? Откуда ты это знаешь?

Харальд усмехнулся в вислые рыжие усы.

— А кто мне не верит, пусть проверит сам.

Готлиб взглянул на город, до которого уже стало совсем близко, можно было уже рассмотреть людей на причале.

— Жаль, врасплох их захватить не удалось. Это обойдется нам лишней кровью, — проговорил Готлиб.

Он скинул плащ на руки оруженосца, взял поданный шлем, увенчанный белым конским волосом, надел на голову и опустил забрало, — сверкающую холодом безжизненную маску с черными прорезями вместо глаз.

Положил руку на рукоять меча, сказал:

— Теперь, давай сигнал войску на штурм.

Боевые корабли начали вытягиваться в линию.

— Погоди, — Харальд коснулся руки конунга.

— Да? — спросил Готлиб.

— Не вижу на стенах воинов, — сказал Рыжий Харальд.

Готлиб поднял забрало и пригляделся.

— И в самом деле — кроме толпы на причале, никого нет, — согласился Готлиб.

— Может, они приняли нас за кого-либо из своих? — сказал Рыжий Харальд.

— Тем лучше, ворвемся в город на плечах этих раззяв, — предположил Готлиб и крикнул кормчему, чтобы судно ускорило ход.

<p>Глава 26</p>

— Надо собирать старшин, чтобы встречать гостей с почетом, — сказал Доброжир, когда он, Лисий хвост и Тишила вышли со двора Медвежьей лапы.

— Надо, — сказал Лисий хвост. — Теперь нам нельзя сердить разбойников.

— Гостей, — поправил Доброжир.

— Гостей? Нечистая побрала бы таких гостей, — зло сказал Тишила.

— Пошли в старшинскую избу, там должны быть все старшины, — сказал Лисий хвост.

— А успеем? — спросил Доброжир.

— Успеем. Мы только возьмем с собой старшин. Но торопиться надо, — сказал Лисий хвост.

Старшины быстрым шагом пошли по улице к старшинской избе.

Но в избе оказалось пусто.

— Где старшины? — зло спросил Доброжир сторожа, словно тот был в чем-то виноват.

— Так, нет их, — начал мять шапку испуганный сторож.

— Как их нет? — еще больше возмутился Доброжир.

Лисий хвост, заметив, что Доброжир, теряя самообладание, готов вот-вот полезть в драку, вмешался в разговор.

— Слышь, Наум, а что слышно, что люди говорят — куда делись-то старшины? — спросил он.

— Так, говорят разное.

— Ну а все-таки?

— Говорят, что Богдан сказался больным и уехал из города в одно из своих сел в лесной глуши.

— Знаем. А другие старшины?

— А другие старшины также исчезли бесследно.

— Все понятно, — сказал Доброжир. — Но с кем же встречать гостей?

— Надо сказать слугам, чтобы согнали народ на причал, — сказал Лисий хвост.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза