Читаем Гостомысл полностью

Перед ним предстала большая поляна на пологом берегу реки. Но князь первым делом обратил внимание на боевые корабли данов. Они находились на плаву и были привязаны канатами к деревьям на берегу. С кораблей на берег были опущены длинные доски сходни. Пройти по таким надо иметь изрядное умение и ловкость.

— А знамена на кораблях и в самом деле датские, — сказал князь.

Храбр вслух начал считать вражеские корабли:

— Один, два, три...

— Десять легких кораблей, — сказал князь.

Храбр закончил счет выводом:

— Таким образом, у данов около сотни человек.

— А Медвежья лапа говорил, что на него напало два десятка кораблей, — припомнил князь.

— У страха глаза велики, — презрительно сказал Девятко.

— Не говори напраслину — Медвежья лапа не пуглив, — сказал Храбр.

— Другие разбойники могли уйти на море, — сказал Девятко.

— А где их лагерь? — спросил князь.

— Гляди, князь, — сказал Девятко и показал рукой на шатры на другой стороне поляны.

Там в тени под деревьями горел костер: на вертеле жарилась оленья туша. Слуги медленно поворачивали вертел, стараясь, чтобы туша прожаривалась равномерно.

Под деревом на низкой лавке, прикрытой звериной шкурой сидел мужчина в дорогой одежде и кубком вина в руке.

Слуга наливал ему в кубок вино. Другой слуга держал блюдо с парящимся от жара мясом.

— Это их князь, — сказал Девятко.

— Ага! — многообещающе промолвил князь Буревой.

Перед главарем разбойников был расстелен большой ковер, на ковре сидели дружинники.

Слуги суетились, поднося данам, которые развалились на войлочных коврах рядом с большим деревом, блюда и вино.

Даны что-то весело кричали, видимо, приветствуя своего князя.

— Это их бояре, — сказал Девятко.

— А ты же говорил, что даны спят? — припомнил слова Девятко Храбр.

— Они проснулись, — сказал Девятко.

— Ладно, — сказал Храбр.

— Однако надолго они расположились, — сказал князь.

— Мы вышли удачно, они о нас не подозревают, — сказал Девятко.

— И оружия от них далеко. Пока они до него доберутся, мы их перебьем, — сказал Храбр.

— Но где же остальные? Неужели Медвежья лапа ошибся и их была только сотня? — с сомнением спросил Стоум.

— Сто или больше их. Какая разница? Сейчас неважно, где остальные. Главное, что они не ожидают нашего нападения, а мы здесь и готовы напасть на них, — сказал Храбр.

— Может, они в море? — сказал Стоум.

— Если остальные ушли в море, то этим только облегчили нашу задачу — нам легче их разбить по частям, — сказал Храбр.

— Надо не теряя времени напасть на данов, — сказал Девятко.

— Начнем? — спросил Храбр, глядя на князя.

— Начинай, — сказал князь и предупредил:. — Только их князь мне нужнее живым. Я хочу узнать его планы.

Храбр предупреждающе поднял руку.

Лучники подняли натянутые луки. Убедившись, что они готовы пустить стрелы, Храбр резко опустил руку.

Лучники отпустили тетивы, и в данов полетел рой стрел.

Через секунду стрелы стали падать на землю. Как только стрелы упали, среди данов поднялся переполох, и они стали разбегаться в разные стороны.

Удивительно, но среди данов немного оказалось раненых и убитых. Впрочем, за поднявшейся суетой словены не заметили этого.

После второго залпа, князь сказал:

— Теперь давай ополченцев, а то даны разбегутся, потом их не поймаешь.

Храбр подал очередной сигнал, и из леса на поляну, как муравьи, вывалились ополченцы. В несколько секунд они добежали до лагеря данов и стали рубить топорами всех, кто попадался под руку.

— Мы победили, — сказал Гостомысл.

— Не спеши, — сказал Ратиша. — Данов еще много.

Его опасения оказались не напрасными: даны оказались опытными воинами, многие из них успели прикрыться щитами и выстроиться стеной вокруг своего вождя.

Поэтому нападавших ополченцев встретила ощетинившаяся копьями стена.

— Забери их нечисть, — выругался Храбр, понявший, что первым ударом опрокинуть данов не удалось.

— Ополченцам их не взять, — сказал князь Буревой и от досады даже сплюнул.

— Надо всей дружиной ударить, — сказал Храбр.

— Ну, раз так они умелы, то и мы не лыком шитым — сейчас зададим им, — зло проговорил Храбр.

Князь вынул из ножен меч.

— Теперь пора и нам идти в бой, — сказал он.

Ближние бояре встали рядом с князем с копьями наперевес.

— За мной, мои други! — крикнул князь и ринулся на данов.

Вслед за ним побежали и дружинники. Однако вскоре дружинники обогнали князя и первыми врезались в стену данов.

Этим стальным ударом словенская дружина сломала стену данов: она рассыпалась и завязалась рукопашная схватка.

Правда, небольшой отряд все продолжал стоять стеной вокруг своего вождя, но по всему видно было, что больше минуты он продержаться не мог.

Видя эту картину, Гостомысл выхватил свой меч и метнулся, было, к толпе сражающихся людей, но Ратиша ухватил его за полу плаща.

— Ты с ума сошел!? — зло спросил Гостомысл.

— Княжич, не спеши; дело князя — вести за собой своих воинов, но прежде чем вступать в схватку надо и головой думать, — попытался остудить княжича Ратиша.

— Не учи меня. Сейчас как тресну по голове мечом! — сердито сказал Гостомысл.

— Княжич, я не смею учить тебя, — смело проговорил Ратиша.

— Тогда отстань! — нетерпеливо дернул полу плаща Гостомысл.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза