Читаем Гостомысл полностью

Уйка задумался, — «должна ли нежить сначала драться, или она должна сразу перегрызать горло своей жертве?»

Вопрос оказался неразрешимым, так как Уйка никогда раньше не встречался с нечистой силой.

Но так как нежить не пыталась его укусить, а только трясла за плечо, в промежутке отвешивая затрещины, то он осмелился приоткрыть один глаз.

— Кто ты? — дрожащим голосом спросил Уйка нежить.

— Ослеп, что ли? Я — твой хозяин! — заругалась нежить.

— Мой любимый хозяин старшина Лисий хвост. Он превратился в ужа и уполз, — сказал Уйка. — А ты, нечисть, сгинь! Не тронь меня!

— Что — я превратился в змею?! — воскликнул с возмущением Лисий хвост, подпрыгнул на месте и с размаху врезал по уху ключника с такой силой, что Уйка упал на пол.

Однако этот грубый прием оказался эффективнее, чем уговоры и тряска за плечо. Через полминуты Уйка почувствовал, что он вернулся в обычное состояние и способен шевелить руками и ногами, и даже думать. Держась за ушибленное ухо, он поднялся на ноги.

Изумленно глядя на старшину, он пробормотал:

— И в самом деле — хозяин!

А когда из-за спины старшины показался Тишила, его сомнения почти развеялись, и он бросился обнимать хозяина.

Лисий хвост с трудом отдирал от себя воспылавшего вдруг любовью ключника.

— Да отцепись ты от меня, — бормотал Лисий хвост и смущенно, и довольно: всем нравится, когда их любят или хотя бы притворяются, что любят.

Наконец он отлепил от себя ключника. Первая радость Уйки от появления хозяина прошла, и тут в его глазах снова появилось подозрение.

— Хозяин, а как ты сюда попал? Ведь ворота закрыты, а во двор никто не заходил. — спросил он.

Наблюдая за безуспешной попыткой ключника сообразить, что происходит, Лисий хвост пришел в благодушное настроение.

— Ты же говорил, что я умею превращаться в ужа. Вот и превратился, и прополз в дом, — пошутил он.

Уйка не поверил.

— Ну, ты, хозяин, может, и умеешь превращаться в ужа, не зря тебя зовут Лисий хвост. Но как же Тишила? Он точно не сможет превратиться в ужа.

— Ухо болит? — сочувственно спросил Лисий хвост.

Уйка потрогал покрасневшее ухо и сказал:

— Побаливает.

— Так вот, чтобы и второе ухо не заболело, не задавай лишних вопросов, — посоветовал Лисий хвост и приказал: — Лучше приготовь ужин и баню

Уйка закланялся.

— Будет сделано, хозяин! Сию минуту все будет сделано.

Лисий хвост придержал его и сказал:

— Тут в спальне накрой стол. И печь затопи. А то холодно.

Уйка выбежал из комнаты, и было долго слышно, как он радостно вопил, — люди радуйтесь, хозяин вернулся!

Лисий хвост морщился: дурак! Всех на ноги поднял. Как бы своим криком данов не приманил, — но был доволен.

Пока старшины смывали в бане грязь, слуги накрыли стол и растопили печь.

За окном было темно, ни звезд, ни луны не было, город словно опустили в густую смолу. Видимо, как и предсказывал Медвежья лапа, набежали тучи.

От окна тянуло холодным ветром. А в комнате было тепло. Потрескивала свеча, играя слабым огоньком. В темном углу за печкой поскрипывал невидимый сверчок.

Румяные от жара, в чистых холщовых рубахах и штанах старшины развалились на лавках. Усталость невидимыми узами стягивала тела. Веки словно налились свинцом.

Ужинали неохотно. Пока ужинали, перед ними стоял Уйка и рассказывал о том, что произошло в городе за время отсутствия старшин.

Известие о том, что даны не нашли в доме ничего ценного, старшина выслушал с ехидной усмешкой.

— Щас, я вам выложу на подносе свое добро, — сказал он.

А вот казнь старшин привела его в мрачное настроение. Когда

Уйка закончил рассказ, Лисий хвост начал спрашивать:

— А посадник Богдан, слышно о нем что?

— Убежал, и никто не знает, где он, — сказал Уйка.

— Хитрый Богдан, — сказал Лисий хвост.

Тишила перебил и спросил:

— А что с моим двором?

— А с твоим двором не очень хорошо, — сказал Уйка.

Сердце Тишилы упало к пяткам.

— Сожгли двор, проклятые? — со стоном, спросил он.

— Нет, даны побили сторожей, — сказал Уйка.

— Ну, это ерунда, — отмахнулся Тишила.

— Конечно, ерунда, — сказал Уйка.

— А что же плохого сделали проклятые разбойники? Отвечай скорее, — взмолился Тишила.

— Унесли дорогую посуду, — сказал Уйка.

— Это плохо, — сказал Тишила. — Но дело наживное.

— Баб обижали, — сказал Уйка.

— Жаль. Все живы? — спросил Тишила.

— Все, — сказал Уйка.

— Значит, все хорошо, — сказал Тишила. — Ну а что же плохого?

— Больше ничего, — сказал Уйка.

— Ладно, Тишила, завтра пойдешь домой, все узнаешь! — недовольно перебил разговор Лисий хвост и задал вопрос Уйке: — А сейчас — кто новые старшины? Избрали?

— А как же — избрали: Трояна, Стояна, Терчина.

— Добрые, надежные люди! — одобрительно кивнул Лисий хвост и приказал: — Уйка, завтра пригласи вечером старшин ко мне; и смотри, — больше никому не говори, что я вернулся.

<p>Глава 78</p>

Гостомысл был в чистой рубахе навыпуск с вышивкой на воротнике. На столе в спальне стоял черный чугунный горшок с золотистой кашей, глиняная крынка с молоком, глиняная кружка.

Завтракал Гостомысл скромно: пшенной кашей с молоком. Дорогой посуды в обиходе не любил.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза