Читаем Гостомысл полностью

— Было нашим, да пришел конунг Готлиб на многих ладьях. Он захватил наш корабль с товаром, и тогда мой отец отправился его наказать с малой дружиной и попал в засаду. Даны разбили нашу дружину, и пришлось нам уходить в Корелу. Даны пытались взять и Корелу, мы их отбили, но отец был ранен отравленной стрелой и недавно умер. Меня провозгласили князем. Пока мы сидели в Кореле, даны захватили город, вот возвращаемся с разведки, — рассказал Гостомысл.

— Так вот какое дело! — вздохнув, покачал головой Доброуст. — А мы гадаем — судно вроде бы викингов и знамя нам незнакомое.

— Это судно мы захватили в бою — свои корабли в битве были разбиты и утонули. Как видите, и это судно едва держится на воде: плывем и не знаем, дойдем ли до Корелы. А знамя — мое. Боги мне дали знак иметь такое знамя, — пояснил Гостомысл.

— Понятно. На этом судне до Корелы вы не дойдете, — сказал Доброуст и поклонился. — Князь, мои корабли в твоем распоряжении.

<p>Глава 72</p>

Домой Медвежья лапа вернулся вместе со старшинами, когда поникшее солнце пряталось за черными тучами.

Высокие дубовые ворота, — хоть отбивайся от козар, —- были закрыты.

Боярина ждали, и сторож издали разглядел подъезжающих всадников, но, не рассмотрев их лица за вечерними сумерками, решил поостеречься.

Подъехав к воротам, Медвежья лапа приподнялся в стременах и стукнул кнутом по дереву.

— И кто там? — визгливым голосом, точно железом по стеклу, царапнул сторож и приподнял остроконечную шапку над тыном.

— Открывай ворота! — грозно потребовал Медвежья лапа.

Сторож хозяйского голоса не узнал и, серчая, пригрозил:

— Это усадьба славного боярина Медвежья лапа. Вот скажу боярину, что рветесь во двор без его разрешения, так он выйдет и одним махом душу из вас вытрусит. Он таких вот шустрых по семеро складывает на одну ладонь и другой прихлопывает.

Медвежья лапа затрясся от хохота:

— Сторож, а где же твое гостеприимство?

— А я что? — словоохотливо заговорил сторож. — Я рад путнику. Но без разрешения боярина — ни-ни. Не велел он кого-либо пускать в дом.

Лисий хвост хотел сказать, что боярин Медвежья лапа — вот он, стоит под воротами и его холоп не пускает в его дом, но боярина заинтересовала эта забава, и он положил руку на плечо Лисьему хвосту, давая ему знать, чтобы он не вмешивался в спор.

— Так спроси его, — сказал боярин.

— Так как же я его спрошу, если его нет! — сказал Заяц, и, поняв, что проболтался, спрятался за тын.

Боярин смилостивился:

— Ладно, сторож, ты что — не узнал меня? Это же я — твой хозяин по прозвищу Медвежья лапа.

— А откуда я знаю, что ты не врешь, — проговорил сторож из-за тына.

— Ну, так выглянь и посмотри на меня, — сказал Медвежья лапа.

— Да! — опасливо проговорил сторож, — я выгляну, а ты меня цап-царап, и поминай, как звали. Не выгляну я!

Медвежья лапа и старшины переглянулись.

Лисий хвост проговорил:

— Однако, сторож может и не пустить нас, так до утра с ним и проговорим.

Медвежья лапа взглянул на верхушку тына и пригрозил:

— Сторож, я тебя выпорю, если нас не пустишь.

— А ты попробуй — войди, — проговорил сторож и запальчиво пригрозил: — А ну отойдите, а то стрелу пущу!

Тишила потянул боярина за рукав.

— Давай отъедем боярин, а то и в самом деле — стрелу пустит.

Ворча под нос ругательства, Медвежья лапа отъехал на десяток шагов. Глядя на высокий забор, он снял шапку и зачесал затылок и расстроенно проговорил:

— Что делать, не приложу ума! Я его ведь даже имени не знаю.

— Наверно, придется искать другое место для ночлега, — проговорил Лисий хвост.

— Придется, — согласился боярин. — Тут недалеко есть...

Он не договорил, с тына позвал знакомый женский голос:

— Эй, кто тут рвется в усадьбу.

Боярин обрадовался, — это ключница! — подъехал к тыну ближе и крикнул:

— Дарина, это же я, боярин Медвежья лапа!

Через тын перегнулась женская голова. Узнав боярина, Дарина испуганно воскликнула:

— Ай, и взаправду, боярин! — и накинулась на сторожа. — Да что же ты, леший, не пускаешь хозяина в дом? Быстрее открывай ворота.

В ту же секунду за воротами сначала загремел засов, затем ворота открылись, и в них показался сторож с копьем в руке. Боярин подъехал, и сторож упал на колени.

— Прости, боярин, в темноте-то не признал. Да и не видел я тебя раньше.

— Ладно, — миролюбиво проговорил Медвежья лапа, — я тебя тоже не видел. А службу несешь исправно. Молодец! Вот такой мне и пригодится.

<p>Глава 73</p>

За дверью что-то стукнуло, затем послышался громкий шепот.

Удивившись шуму за дверью, Готлиб сел в кровати.

За окном было темно: осенью ночи становятся длинные, рассвет наступает поздно.

Готлиб подумал, что хотя и привыкла дружина спать вполглаза, но раньше, чем поднимется солнце, никто не вставал. Кроме, разумеется, слуг, которые должны приготовить конунгу завтрак.

Но так как для завтрака было еще рано, то шум за дверью ничего доброго не сулил. Эта мысль встревожила Готлиба, он нашел взглядом меч на стене и громко спросил:

— Кто там шумит?

— Вот видишь! — кто-то, уже не скрываясь, проговорил в полный голос.

Дверь приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунул остроконечную голову охранявший спальню мечник.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза