Господин Севера

И тогда ударил я. Моя правая рука размахнулась, и белый шар размером с большой апельсин, с треском разрывая воздух и оставляя за собой дымный след вроде инверсионного, что остается после реактивного самолета, метнулся вперед.

Я сам не ожидал того, что произошло потом. Это можно сравнить со взрывом снаряда стомиллиметрового калибра пушки – земля под ногами шамана, в самой гуще собравшихся врагов вздыбилась, поднялась фонтаном, и всех, кто был рядом, подбросило вверх, как если бы и в самом деле сюда ударил артиллерийский снаряд! Шаману оторвало ногу, повисшую на обрывках грязно-красной плоти, и он теперь вяло шевелился, бессмысленно глядя в пространство затухающими глазами. Из оторванной у самого паха культи фонтаном брызгала кровь, заливая лицо лежащего рядом предводителя «железнобоких» багровым потоком.

На ногах остались стоять только трое из чужих, но и те были ошеломлены взрывом и скорее всего даже не понимали, что же такое тут случилось и почему они ничего не слышат. Даже я, находившийся метрах в пятнадцати от места взрыва, слышал все, как сквозь набитую в ушные раковины вату, что же тогда говорить о них?

И тут налетели воительницы. Длинные копья, которые они возили с собой у седла, теперь были у них в руках и врезались острыми, заточенными концами в грудину стоявших на ногах разбойников. Не спасла кольчуга, не спасли стальные пластины – масса загара вместе с массой сидящей на нем воительницы, помноженная на скорость, и… кольчуга была прорвана, как бумажная, и острия оттопырили стальную рубаху с обратной стороны, на спине.

А потом вихрь, град ударов обрушился на шевелящихся, пытающихся встать на ноги «железнобоких»! Шлемы не защищают от ударов по голове тяжелой дубинкой из черного дерева. Шлемы вминались в черепа, и не спасала ни сталь, ни твердая, толстая кость черепов пришельцев, явно более крепких физически, чем люди этого материка.

К чести пришельцев нужно сказать, что как только пятеро из них, в том числе и предводитель, встали на ноги, так тут же попытались оказать сопротивление, встав в кружок и ощетинившись мечами. Но им не дали этого сделать – снова копья и снова разогнавшиеся до скорости автомобиля воительницы на загарах.

Уцелел только один – их главный, предводитель, здоровенный амбал, рычавший и пытавшийся рубануть мечом Герду, гарцевавшую рядом и прицеливавшуюся, как бы ловчее долбануть его по черепу.

Покончил с этим балетом я сам, лично взял дубинку и, подскочив к не успевшему отреагировать захватчику, врезал ему по затылку. Не очень сильно, только чтобы тот потерял сознание.

И только когда все уже закончилось, я позволил себе отвлечься и обратить внимание на пленников. До этого я будто отключил у себя восприятие всего, что не относится к бою.

Это в основном были дети и подростки, примерно от десяти и до шестнадцати лет. Старше я никого не увидел. Их ловко связали по трое в ряд, соорудив на шеях что-то вроде собачьих ошейников, а потом прикрепили друг к другу в своей тройке и к товарищам по несчастью позади себя. Получилось что-то вроде огромной гусеницы, состоявшей из двух сотен человек, не способных ни сопротивляться, ни бежать. Только стонать, плакать и… умирать.

Я прикинул – сделано так, чтобы если кто-то из ребят потерял сознание или просто ослаб – остальные тащат его на себе. А если кто-то умер – всего-то и надо, что обрезать веревку, и мертвец останется на дороге. Практичное зверство. Умелое. Видна долгая практика.

В уши снова ударил плач, и меня будто обдало холодным душем, сердце заледенело, и такая охватила ярость, что хотелось тут же взять этого мерзавца пленника и разрезать на маленькие кусочки! Только резать медленно, потихоньку, чтобы умирал долго, трудно, мучительно!

– Собирайте снаряжение! – приказал я и тут же опомнился. – Раненые, убитые есть?

Как ни странно – ни раненых, ни убитых не было. Хотя нет, двое воительниц получили ушибы, когда вылетели из седел, не справившись с загарами. Те взбесились, когда я сработал как артиллерийское орудие. Но похоже, что переломов не было, так что я оставил лечение «на потом», нужно было заниматься детьми.

И тут же в голову ударила мысль: а что делать с освобожденными? Куда их девать? И тут же принял решение: вначале дойти до сожженной деревни, посмотреть, что там делается, ну а потом уже и решать, что и как.

Около часа ушло на то, чтобы освободить пленников – снять путы, разрезать веревки. Потом детей отпаивали водой (они едва не умирали от жажды), строили на дороге, чтобы отвести назад, а тех, кто ослабел и с трудом мог идти (или вообще не мог), – сажали на загаров.

Всю броню и оружие с убитых собрали. Мечи и кинжалы тут же нацепили на пояса (Герда сама распределяла оружие – на всех не хватило. Чтобы не было обид – отдала самым сильным бойцам). Броню пока что надевать не стали – ее нужно было вычистить от крови, а еще – как-то исхитриться заштопать прорехи, возникшие после удара копьем.