Господин Севера

Девушка отпустила воротник, малец сердито поправил его и независимо зашагал к лесу. Мы все поехали за ним – ручей находился в этом направлении, я видел с седла. Там и удобная площадка для стоянки.

Да, у нас теперь не было никаких повозок. Все с собой, в переметных сумах. Я тоже на загаре, и после полуторадневного путешествия задница у меня уже слегка попривыкла. Мутировала, так сказать. А вначале – полный швах! В первый день к вечеру чуть не враскоряку ходил. Не привык я ездить на лошадях. Пешеход я, однако!

Все повозки и почти все припасы оставил в лагере беженцев. И там же оставил обеих жен. Со скандалом, не без этого! Они были в такой ярости, что чуть не набросились на меня с кулаками. Но я был непреклонен – им нужно остаться и организовать питание и быт этих людей. Маурика осуществляет силовую поддержку, Рила организует быт.

Зачем силовую поддержку? А затем, что наглые торгаши с обеих сторон Ворот задрали цену на продовольствие в несколько раз. И чтобы эффективно вести с ними борьбу, нужно иметь за спиной неслабую воинскую группировку. Ведь они-то тоже имеют охранников! А если объединятся? Это Север, тут народ отчаянный.

Опять же – вообще-то бунтовщики… могут и послать куда подальше посланцев императора.

В общем, наша эпическая битва закончилась моей полной победой. Да и в самом деле нужно было решать вопрос – люди в лагерь начали прибывать с новой силой, и тут скопилось уже тысячи три, не меньше. Имелись сведения – пришельцы совсем разгулялись, продвинулись еще ближе к Проходу, так что беженцам нужна была охрана. Вдруг какой-нибудь шальной отряд набежит и сюда? Прежде чем люди успеют уйти за ворота – порубят их почем зря. Восемьдесят процентов беженцев – женщины и дети. Хорошая добыча, которая и отпору дать им не сумеет. Мужья, сыновья, отцы и братья полегли, чтобы семьи сумели уйти из-под удара, и тем обиднее было бы погибнуть здесь, когда спасение уже так близко.

С собой я взял только двадцать воительниц – самых ловких, самых сильных и умелых – во главе с Гердой, которая клятвенно обещала моим женам (а главное – Маурике) умереть, лечь костьми, но не дать меня на поругание злым ворогам. С тем я и уехал.

Мы расположились на дневной отдых под сенью огромных сосен, теряющихся в небесах пушистыми вершинами. Вот сколько ни живу в этом мире, а все не могу привыкнуть к тому, что все здесь большое, высокое! Разумом понимаю, что высоту ограничивает сила тяжести и если сила тяжести в два раза меньше, так и сосны будут гораздо, гораздо выше! И не в два раза, а больше, много больше! Раз в пять – как минимум.

А может, это вообще и не сосны – мир-то другой, так что эти деревья вообще сами по себе выше ростом, чем земные аналоги. И эти деревья просто ПОХОЖИ на сосны. Просто все ужасно похоже на Землю, и потому мозг сам по себе проводит аналогии. А здесь все совсем не так. Например, даже рыбок, которые шныряют по ручью, – я не знаю. Они ярко-красные с синими пятнышками. И птичка, которая села на ветку, больше похожа на попугая в помеси с петухом – у нее гребень и яркое попугайское оперение. Это ИНОЙ мир! И забывать об этом не нужно!

Даже то, как я зажег костер, – иномирное. От моего пальца отскочил белый шарик перегретой плазмы, эдакая микрошаровая молния, и костер тут же с треском загорелся, облизывая пламенем закопченный котелок с налитой в него водой. Люблю я пить травяной отвар, аналог земного чая. Здесь его называют по-другому, но для меня он всегда был и остается чаем – как копорский чай, к примеру. Его же тоже именуют чаем, а он совсем даже не чай. Иван-чай.

Мальчишка пришел. Я специально приказал поставить еще один котел, в который накрошили вяленого мяса и крупы, похожей на рис (скорее всего это и был рис, опять же – название у него здесь совсем другое). Когда запах варева поплыл по роще, доходя до самых дальних кустов на опушке, малец скорее всего не выдержал и пошел сдаваться предводителю отряда лысых баб. Вообще-то на дневном привале мы не варим супов-каш, едим всухомятку – время дорого, но сейчас был особый случай. Типа – приманка!

– Положи ему каши, – равнодушно кивнул я моей телохранительнице Агане. – И лепешку дай. И кружку налей, да сахару-то не жалей.

– Перевод продукта! – фыркнула девушка и зачерпнула здоровенной ложкой из котла. – Жри, беглец! И другой раз кланяйся своему лорду, а то и башки лишишься… болван деревенский.

Мальчишка зыркнул на нее, промолчал, вцепился в поданную миску и стал жадно, обжигаясь и дуя на ложку, глотать густое варево. Я смотрел на него, и мне сделалось тоскливо – если с каждой деревни выжило по одному такому вот мальцу… совсем беда! Неужели всех поубивали да в рабство утащили? Ну хоть кто-то должен был ведь отбиться!

– Днем они пришли, – внезапно заговорил мальчишка. – Их было десять. Огромные, все в железной броне. С железными мечами. Сказали, чтобы мы собрали людей на площади – к старосте пошли.

– Стой! – Я вдруг понял. – Они СКАЗАЛИ?! Они что, говорят на местном языке?! По-арзумски?!