Горыныч 3.0. Инициация

Ритуалы, сначала с коловершем, потом с вышивкой, изрядно измотали, особенно с вышивкой — как минимум потому, что в этом деле она не особо сильна. Магическая кровавая нить, конечно, не путалась, как обычная, но каждую минуту её работы оказывалась к этому близка. В процессе Ожега не раз уколола пальцы и даже потеряла иглу, пока доделала родовой знак, который совпадал с символом бога Правда — немного похожий на букву «пси», но больше — на схематичное изображение трёхголового змея. К каждой «голове» символа, вписанного в полукруг, добавляли маленькие знаки Матери-Сыра-Земля с четырьмя ромбами, внутрь которых был вписан равносторонний крест. Озара говорила, что крест христианская вера позаимствовала, сделав символ солнца и живого огня символом мученической смерти, даже раскапывала в интернете статьи о том, что Христа распяли вовсе не на кресте, а на Т-образной перекладине, которую использовали в тех местах и в то время для казни преступников. А если кого когда-то на крестах и распинали, так это были Х-образные кресты, чтобы удобно было каждую руку-ногу отдельно закреплять. Мол, всё ложь и воровство у истинных богов. Впору поверить в то, что всё это и правда происки Морока и Кривды, которых изгнали в Явь: по легендам, они и были причастны к падению Прави, ведь там даже из алфавита пропали буквы, которыми обозначали божеств, их деяния или благословения. В итоге за давностью лет, из-за короткой памяти и чуждых интерпретаций и превращались постепенно спасители в монстров да чудовищ-людоедов, похищавших целые племена.

В общем, размышляя о том и о сём, вышивку Ожега чуть не запорола, даже стыдно было перед Предком, что она такая неумёха. Но право слово, воинское искусство давалось ей не в пример легче, чем монотонная «женская работа». Хотя… Наставник папы-Боеслава перед его Инициацией сказал, что тот должен вышить бисером полотно, чтобы показать не только удаль, но усидчивость и терпение, которые необходимы настоящему воину. То полотно изображало рождение Змея Горыныча, который летел над полями, провожаемый Матерью-Сыра-Землёй и отцом-Правдой — потрясающая копия рисунка из Родовой книги. Ожега в детстве очень любила рассматривать цветные бусинки, которые вместе образовывали общую и довольно большую картину. Памятное полотно висело на видном месте в гриднице, и мама, играясь с ней, иногда оживляла его, создавая иллюзию: облака плыли по небу, фигурки людей в мелькающих на земле полях махали руками, Змей Горыныч летел, иногда грозно взрыкивая и выпуская изо ртов сгустки пламени. Но, может, всё дело было в том, что для папы-Боеслава такое единоразовое деяние было сродни подвигу, да и особо искусной работы от него никто не ожидал, а вот жизнь обычной женщины услана подобными «подвигами» изо дня в день.

Странный звук повторился, и Ожега села, прислушиваясь, понимая, что ей не приснилось.

Возле ног зашевелилось, и, дёрнув одеяло на себя, Ожега, открыла…

— Тьфу ты! Напугал, — выдохнула она, увидев снова подросшего коловерша.

У её голенастого гуся пропал бело-жёлто-серый пушок и появились мелкие пёрышки. Стал хорошо виден будущий окрас. В Гнезде водились разные птицы, но почти все гуси были белыми, а дикие, которых били в водных заводях, — серыми с чуть более тёмными спинками. Коловерша же был даже красивым, особенно для гуся: довольно яркий оранжево-розовый клюв обрамляли белые перья, уходящие «галстучком» под подбородок и спускающиеся узкой полосой по горлу, голова и шея до середины были коричнево-серыми, с забавно выписанными чуть более тёмными «щеками». Грудка и часть спины были почти белыми, а вот хвост и маховые перья тёмно-коричневыми с белой окантовкой.

— Ну ты и модник, — усмехнулась Ожега. — О! Я буду звать тебя… Модник… Модик… Модя?

То, что она приняла за сморкание, оказалось попыткой гагакать.

— Значит, ты согласен на Модю? — улыбнулась Ожега и погладила по шее гусёнка, вперевалочку подошедшего к ней.

— Ожега, дочка, ты проснулась? — спросила за дверью мама-Анна.

— Да, — откликнулась Ожега, вылезая из постели и отправляясь в ванную комнату. Модя последовал за ней и попытался искупаться в каменной чаше умывальника, распушив свои молодые пёрышки. Выяснилось, что коловерша просто млеет, когда почёсывают его толстый клюв.

— Ого, как хорошо он подрос, — встретила их с Модей мама на выходе из ванной. — Давай причёску тебе сделаем, до полудня всего ничего осталось, разоспалась ты сегодня. Завтракать будешь?

— Нет, не буду, уже на празднике поем немного, — ответила Ожега, подставляясь под гребень и ласковые руки.

Покосившись на мамины две косы, уложенные «короной», Ожега спросила:

— Мам… Ведь юдварги и кудесники не соблюдают некоторых традиций, как местные крестьяне в верви?

— Ты это о чём?

— В школе не так много девочек носят столь длинные волосы, — начала издалека Ожега. — А пока вас не было, психологичка опять подловила Оляну. И она проговорилась про Инициацию. Пришлось… м-м… привести Полину Геннадьевну к мыслям о том, что новое вмешательство нежелательно, и объяснить это день рождением и вступлением во взрослую жизнь.