Горох в стенку (Юмористические рассказы, фельетоны)

— О мосье! — печально поднял глаза к небу француз. — Все, что угодно, но только не солдат. Откровенно вам скажу, насчет солдат у нас туговато. Все какие-то ненадежные солдаты. Того и гляди, повернут ружья и пушки не в ту сторону. Так что своих солдат не рекомендую. Просто-таки, по-дружески, не советую.

— Позвольте! Для какого же черта мы вам дали доллары? Мы хотим за свои доллары иметь ваши дивизии.

— Да господи ж! Разве мы против? Дивизий — сколько угодно, а уж насчет солдат — не ручаюсь.

— Тьфу! А у вас, Монтгомери?

— Что у нас?

— Дивизий у вас сколько?

— А я давно уже сказал, что две.

— А солдат?

— Каких солдат? — удивился Монтгомери. — Какие могут быть солдаты! Что вы, ребенок, что ли? Разве вы не знаете, что мои молодцы англичане сами принципиально не воюют? Это у нас, так сказать, традиционно. А там, где традиция, там, сами понимаете…

— К черту традиции! Мы вам даем доллары и хотим иметь за свои денежки солдат.

— Я с радостью! Да где их взять? И, откровенно говоря, на что наши солдаты? Свяжетесь с ними — неприятностей не оберетесь.

— Господа! Умоляю вас! Давайте не будем ссориться. Сделаем лучше так. Американцы будут сидеть в Америке, французы — во Франции, англичане — в Англии.

— А кто же будет воевать?

— Гм…

— Да, господа, действительно, кто же будет воевать?

Помолчали.

— Может быть, молодцы греки и молодцы турки? — осторожно сказал француз и тут же сам сконфузился.

— Вы еще скажете — Бенилюкс! — буркнул Брэдли.

— Попросил бы не выражаться, — холодно сказал Монтгомери.

Воцарилось еще более тягостное молчание.

— Итак, — бодро потирая руки, сказал Брэдли, — резюмирую: с левого фланга ударяют молодцы англичане, в центре молодцы бенилюксы, с правого фланга молодцы гре…

И снова повисло тягостное молчание.

1949

Случай с малюткой [93]

…И когда на больших вашингтонских часах стрелки приблизились к двенадцати, в дверь деликатно постучали.

— Ну, кого еще черт несет? — недовольно прорычал ночной дежурный Федерального бюро расследований.

— Можно? — раздался нежный голосок, и на пороге появилась прелестная детская фигурка с пальмовой веткой в руке. — Это я.

— Кто я?

— Новый год. Можно?

— Документы!

— Какие документы?

— Такие самые. Обыкновенные. Справка о политической благонадежности и виза на въезд.

— Вы, наверное, не так поняли, — с мягкой улыбкой сказал малютка. — Я Новый год. Сейчас буду наступать.

— Новый? — подозрительно прищурился дежурный. — Раз Новый, то тем более. Документы!

— Какой вы… странный… Пустите!

— Стой!

— Мне надо наступать, а вы меня… задерживаете…

— Ну, братец, значит, ты еще не знаешь, как у нас в Америке "задерживают". Ни с места!

— Честное слово… Даже удивительно… Я — Новый год. Мне срочно надо наступать. Меня ждут…

— Кто ждет?

— Все ждут.

— Имена, фамилии, адреса, политические убеждения!

— Кого?

— А этих самых. Которые ждут. Может быть, они неблагонадежные? Может быть, они еще не прошли через комиссию по расследованию антиамериканской деятельности? Может быть, они нелояльные? Ага! Побледнел? Подозрительно… А что это у тебя за веточка?

— Это пальмовая ветвь. Так сказать, символ мира.

— Чего символ?

— Мира…

— Тэк-с… Интересно… Может быть, у тебя еще и голубь есть?

— Н-нет. Голубя нет… не положено.

— А пальмовая ветвь, символ мира, положено? У нас это, братец, строго запрещается.

— А как же ангелы?

— Какие ангелы?

— Рождественские, которые поют: "Слава в вышних богу, и на земле мир…"

— Уже, слава богу, не поют.

— Почему?

— Потому, что сидят в каталажке за антиамериканскую пропаганду. Понятно тебе?

— Понятно… Можно уже идти наступать?

— Ишь ты, какой быстрый! Подождешь. Сначала надо тебя допросить. Как звать?

— Тысяча девятьсот пятьдесят третий.

— Зачем приехал в Штаты?

— Наступать.

— Это я знаю. А с какой целью?

— Чтобы принести людям, так сказать, новое счастье.

— Каким именно людям?

— Всем.

— Всем? Ишь куда хватил! Вредная антиамериканская пропаганда. Которые у нас капиталисты — тем и старого счастья хватает. А которые прочие — и так обойдутся. Счастья на весь народ не напасешься. Так что ты это самое новое счастье вместе с веткой мира оставишь здесь, в комендатуре, а то не пущу. Понятно?

— Понятно.

— Родственников за границей имеешь?

— Имею.

— Благонадежные?

— Благонадежные.

— Тэк-с. Сейчас посмотрим, что они собой представляют.

Дежурный вытащил пухлое досье и углубился в чтение.

Лицо его побагровело.

— "Семьдесят первый" во Франции твой родственник?

— Мой, — пролепетал малютка.

— А "семнадцатый" в России?

— Мой.

— Все понятно. Я так и думал. Эй, Джим, тащи его к следователю!

— Пустите, я ж опоздаю наступить…

— Ничего. Авось. У нас это в Штатах делается быстро.

И через некоторое время малютка Новый год наконец наступил, — под глазом у него горел большой синяк, а пальцы, с которых снимали отпечатки, были покрыты липкой черной краской.

"С новым счастьем, американцы!" — хотел воскликнуть малютка, но вовремя удержался, тяжело вздохнул и только молчаливо покачал головой.

1953