Городок сорванцов

На четвертое утро я не вытерпел, сказал жене, что уезжаю на два дня собирать материалы для новой повести, надел шляпу, непромокаемый плащ и поехал.

В кармане у меня был план, начерченный Владимиром Викторовичем: сперва ехать электричкой до станции Звенигород, далее автобусом, потом пешком направо по шоссе до телефонного столба № 187 и опять направо по проселочной дороге через поле и через лес до поляны, где строится городок.

Когда я добрался до этого самого столба, пошел дождь. На строительную площадку я попал изрядно промокший.

На краю поляны под высокими соснами стояло несколько палаток. Вот они где…

Павел Александрович, всклокоченный и небритый, заметил меня издали. Закутанный в несколько одеял, лежа на животе, он выглядывал из палатки.

— Давайте сюда, — позвал он хриплым басом и закашлялся, — закутывайтесь и ложитесь рядом.

Я снял с себя плащ и ботинки, по примеру Павла Александровича лег на живот поверх стопки матрацев и накрыл себя тремя одеялами.

Мой сосед, неистово кашляя, рассказывал; что дождь и холод никак не дают работать, что план выполнен всего на двадцать процентов и вообще даже на передовой, в болотах Полесья, не было так скверно и так сыро. Он не дождется конца строительства, чтобы уехать с этого постылого места и уйти в отпуск. А то здесь последнее здоровье растеряешь. Впрочем, пока еще, кроме него, никто не простудился, но скоро наверняка заболеют все. Владимир Викторович сейчас пошел в ближайший колхоз, а мальчики спят рядом в палатках.

— А девочки где? — спросил я.

Павел Александрович молча указал рукой.

Невдалеке возле тощего дымка костра двигались две темные фигурки в шароварах. Вместе с девочками возился один мальчик — высокий и худенький; кажется, это был Валера Шейкин. Он только что приволок из леса две черные от сырости, корявые ветки и сейчас ломал их об коленку.

Одна из фигурок медленно побрела к нам. Я узнал Южку. Пряди мокрых нечесаных волос свисали с ее лба. Когда-то нарядный капроновый белый бант превратился в жалкую тряпку, шаровары покрылись грязью. Только в черных и быстрых Южкиных глазах блестел живой огонек.

— Ах, это вы приехали? Здрассте, — явно простуженным голосом сказала она.

— Южка, Южка, когда же ты меня накормишь горячим супом? — со вздохом обратился к ней Павел Александрович.

— Скоро, — торопливо бросила Южка, достала из палатки пакет с солью и повернулась к костру.

— С самого утра варят и никак не сварят, — пожаловался Павел Александрович.

Явился мокрый Владимир Викторович в синем комбинезоне с остроконечным капюшоном на голове, с громадной, туго набитой полевой сумкой у пояса, с фотоаппаратом на груди. Он был чисто выбрит, надушен одеколоном, видно только что из парикмахерской, и глядел возбужденно и весело.

— Много сделали? — отрывисто спросил он.

— Покидали землю с полчаса — и опять дождь, — с горечью в голосе хмуро ответил Павел Александрович.

Владимир Викторович с азартом рассказал, как любезно его принял председатель колхоза, как удачно они заключили договор: каждый день работаем на полях по два, по три часа, колхоз за это нам начисляет трудодни, а в счет трудодней будет давать молоко и картошку, а также выделять лошадку — подвозить продукты. Колхоз этот — один из самых богатых в Московской области, поэтому при окончательном расчете мы, несомненно, получим порядочную сумму.

— Кипит! — вдруг звонко закричали девочки. В соседней палатке зашумели, заговорили; полотнище приоткрылось, показалась сонная немытая физиономия Володи Дубасова.

— Дождь перестает — айда работать, — позвал он начальническим тоном.

— Ох, моя поясница! — пробурчал Павел Алексадрович и, не торопясь, стал обуваться.

Один за другим все мальчики выползли из палатки. Одежда их была измазана грязью, шаровары кое у кого порвались. Нахмуренные лица мальчиков точно закоптели, по всем признакам в последний раз они умывались только в Москве.

— А что сейчас бабочки делают? — спросил меня Витя Панкин, размазывая грязь по лицу.

— Спрятались от дождя, только не в палатки, а под листьями, — ответил я.

Мальчики взяли лопаты, топоры и, поеживаясь от холода, молча прошли мимо меня. Вслед за ними двинулись Владимир Викторович и Павел Александрович.

Я встал и с двумя одеялами на плечах направился к костру. Дрова сипели, дымили; измазанный сажей Валера Шейкин, лежа на животе, раздувал огонь. Над костром на палке, положенной между двумя рогульками, висела большая, черная от копоти кастрюля; оттуда шел живительный пар.

— Подержите, пожалуйста, — попросила меня растрепанная, заспанная Валя, передала мне палочку, придерживающую полуоткрытую крышку от кастрюли, а сама стала осторожно сыпать в суп соль из пакета.

Ногой она встала на край ямки, тут же поскользнулась и — весь пакет ухнул в суп!

Обе девочки вскрикнули, и, не боясь обжечься, одна прямо рукой, другая половником вытащили размокший картонный пакет из кастрюли. Часть соли была спасена, но наверняка изрядная порция уже успела раствориться. Южка подлила холодной воды, и суп перестал кипеть. Значит, час обеда отодвинулся на неопределенное время.