Города в поднебесье

Оставляя розоватый след на снегу, я с трудом добрался до края площадки, лёг на живот – потому как рукам и ногам ещё не доверял – и посмотрел вниз. Под скалой творилось форменное безумие… Матка-скамори пыталась забраться на обрыв. Судя по подтёкам на камне скалы, кислотой она уже пробовала плеваться. Её мелкие отпрыски беспорядочно метались вокруг, периодически попадая под раздачу. Выжить в таком хаосе было, казалось, невозможно…

Вот только канат не доходил до земли – он теперь уходил в первую трещину. А там, где были подтёки, раздавались нечленораздельные крики...

- В-ли в свой ад! Пр-кл-т-я к-лб-са! Сд-хни! Тварь! – на последнем слове из щели вылетел снежок и впилился прямо в глаз матке, которая предприняла ещё одну попытку добраться до Рубари.

Я дополз до каната и принялся его дёргать что было силы. И ремесленник заметил мой сигнал. Не прошло и пяти секунд, как он выглянул наверх, нервно махнул мне рукой – и принялся спешно пристёгивать себя и рюкзак с чешуйками. А я доковылял до лебёдки и, рыча от напряжения и боли, принялся её крутить.

Когда Рубари показался над краем площадки, перевалился через неё и начал подниматься на ноги – я как раз оседал на землю…

- Х-р-шо п-в-с-л-лся! – заметил ремесленник, оглядев поле боя.

Вот я не был уверен, что «хорошо повеселился» – это именно то, что я сейчас ожидал услышать. Нет, я хотел бы услышать что-нибудь в духе: «Герой! Спаситель мой! Фант, ты крут!». Ну или хотя бы так: «Г-рой! Сп-с-тель!». И уж тем более я не ожидал услышать банальное:

- И-и-и-д-д-д-т-ти см-жешь?

В ответ на это я только устало махнул рукой и ткнул пальцем в брошенный у лебёдки молот и сумку с инструментами – мол, сам собирай и чисти, а меня не трогай. Сам же я тем временем старательно пытался прийти в себя… Не хватало ещё, чтобы Рубари пришлось меня на плече тащить, как мешок с особо ценным дерьмом – этого моя гордость может и не выдержать…

Обрывком верёвки я кое-как перетянул ногу, чтобы остановить кровь. На морозе хватило и пяти минут, чтобы я почти перестал её чувствовать. Вот только я понимал, что тут, наверху, ещё могут быть скамори. А где-то на ферме сидит ничего не подозревающая Нанна, которую я обещал вытащить живой из передряги, в которую мы вместе попали. С рёвом я заставил себя встать и идти. Спасибо Рубари, он переборол свою лень и не стал вручать мне рюкзак с чешуйками – сам всё тащил. А я только спешно хромал следом…

Скамори и в самом деле сумели далеко пройти по нашим следам. Ещё трёх особей мы обнаружили растоптанными – примерно на полпути к ферме. Собственно, виновники их скоропостижной смерти с невинным видом паслись неподалёку, а след стада отчётливо показывал, как пересеклись пути скамори и шарков.

К ферме мы с Рубари добрались без приключений, но дальше дело встало – наш домик был в осаде. К счастью, девочка была ещё жива. Она даже сумела закрыть ставнями окна, так что шестерым особям оставалось только рыскать вокруг, выискивая хоть какую-нибудь дыру. Осколки стёкол показывали, что останавливаться они не собираются…

- Л-ди б-л-зн-е! – выругался Рубари. – Ты к-да?

А я молча, почти не скрываясь, подошёл к сараю, где мы готовились собирать дирижабль, открыл скрипучую дверь и вошёл внутрь. Скамори меня услышали, да и запах крови от меня, наверно, был ого-го какой сильный… Все пятеро повернули головы в сторону двери, а потом устремились за мной. Я же, оказавшись внутри, прохромал к стойке с инструментами, взял два топора и повернулся, чтобы встретить незваных гостей.

Я так устал от всего, что на меня навалилось после моей первой смерти, я был так зол на обстоятельства, на самого себя, на дурацкий мир, на мэра города… Вот его-то я себе и представлял на месте белесых паскуд… Первая же голова, показавшаяся в проходе, получила промеж глаз правым топором – и сразу дёрнулась назад с жутким верещанием. Левым топором я остудил пыл следующей скамори – и снова нанёс удар правым, разрубив третью жаждущую крови скаморью голову…

Ещё сразу три здоровенных особи попытались одновременно вломиться в сарай, но я заревел, как очень гордый, но очень уставший лев – и принялся в исступлении рубить врагов. Ситуация с клубком на складе повторилась один в один: все три скамори, получив ранения, принялись дёргаться, сплелись телами – да ещё и раздавили раненую многоножку, которая так и не успела отползти. Методичное избиение дало свои плоды – и через минуту на территории фермы остались лишь шесть уродливых мёртвых тел с белой бронёй.

Правда, и у меня сил почти не осталось… Смутно помню, как Рубари и Нанна тащили меня в дом, как стягивали одежду и осматривали полученные ранения. Я, видимо, находясь в состоянии шока, только про ногу всё твердил – кажется, очень не хотел быть одноногим капитаном воздушного корабля. Каким-то отваром мне промыли раны на боках и на пострадавшей конечности, перемотали их чистой тряпицей, предварительно вываренной в кипятке, и уложили моё полубездыханное тело на одну из кроватей.