Ловлю свое отражение в зеркале. Выгляжу нормально, разве что немного потрепанным. Но это в порядке вещей. Я всегда так выгляжу. Зато теперь не потею, не устаю. Что еще я упускаю? Голова кругом, как подумаю, сколько всего могу забыть. В конце концов решаю, что с меня хватит. Ни к чему насиловать себе мозги. Тем более что с этим теперь ничего не поделаешь.
Я запихиваю вещи в сумку, притворяюсь, будто стираю со лба пот полотенцем, иду к выходу. Позади меня вырастает тень Карла.
— Задержись, — говорит он. — Нам с тобой надо поговорить.
Он ведет меня в свой кабинет, запирает дверь. Врубает в розетку древний телик рядом с ящиком для документов, на котором торчит бамбук в горшке. Изображение хреновое, местный канал. Чья-то башка трещит о Ближнем Востоке. Ну ей-богу, давно пора Карлу провести себе кабельное.
— Ты же не собираешься опять мне показывать свою домашнюю порнушку? Я ж не переживу, если еще раз увижу твой хрен.
— Мой хрен ты увидишь, только когда я окочурюсь. И ты это знаешь. Хочешь посмотреть на мясцо, загляни в субботу на фестиваль сосисок в паре кварталов отсюда. А теперь заткнись и жди. Новости важные. Сам только что увидел. Наверняка повторят.
Мы смотрим. Банальное дерьмо. Нефть, разборки, геноцид. Гангстеры стреляют в детей на площадках. Грабители мочат престарелых бабуль. В депрессию вгоняет. Вот почему я перестал смотреть телевизор еще сто лет назад. Показывают несколько рекламных роликов. Все это заставляет меня задуматься, на кой Джаветти сдалась вечная жизнь. Похоже, мир лучше не становится.
— Вот оно, — говорит Карл, добавляя громкости.
На экране машины полицейского управления Лос-Анджелеса, желтая лента. Каньон в горах Санта-Моники. Фотография Саймона.
— Блин. — Ясен пень, такое сразу попадет в новости.
— Ты об этом знал? — спрашивает Карл.
— Что? Конечно, нет, черт возьми. Когда это случилось?
Карл молчит чуть дольше, чем следовало бы, и я понимаю, что попался.
— Копы нашли их сегодня утром. Целая куча трупов. Прямо какой-то хренов Джонстаун[11].
Любопытное сравнение. Вконец охреневшие сектанты-шизики. Прессе будет, что посмаковать.
— Господи.
— Ты как будто не при делах.
— Ага.
— Но и расстроился, похоже, несильно.
— Что? Да я в шоке, старик. Дай хоть немного в себя прийти.
— Чушь собачья, — не унимается Карл.
— Да ладно тебе, — говорю я. — Думаешь, я пришел бы сюда, если бы знал об этом?
— Вообще-то, да, именно так я и думаю. Я знаю, что ты не только бабло из должников выбиваешь. Я не дурак, Джо. Умею складывать факты. Я же репортер, черт возьми. Это моя работа. Думаю, ты бы просто-напросто сделал вид, будто ничего и не было. А теперь отвечай, что там произошло?
— Не спрашивай меня, старик, — отвечаю я. — Мне не надо дерьма в прессе больше, чем там уже навалено.
От злости рожа Карла перекашивается.
— Я же твой друг, сволочь ты конченная.
— И что? Ни слова не окажется на первой полосе? Я тоже не дурак.
Он встает. Таким взбешенным я его в жизни не видел.
— Да пошел ты, — говорит он. — Это слишком важно. Нельзя просто взять и сделать вид, что все путем, черт тебя дери. Ты начала не слышал. Там нашли больше двадцати тел.
— Не надо, Карл, — говорю я.
Он встает прямо передо мной.
— А то что? Ты и меня прикончишь? Это тебя немножко выбивает из колеи? Ты убил всех этих людей? У меня в спортзале чертов серийный убийца?
Даже не задумываясь, я бью его в челюсть. И ведь не особенно старался, но Карл вписывается в дверь, на армированном проволокой стекле, там, где он ударился головой, тут же появляется сетка трещин.
Карл поднимается, его трясет. С подбородка капает кровь. Разбитая губа опухает на глазах. Он бросается ко мне, но на полпути тормозит.
— Выметайся.
— Карл, я…
— Не хочешь говорить, — перебивает он меня, — дело твое. Сам все выясню.
— Старик, не надо тебе в это сова…
— Я сказал, выметайся! — орет Карл, распахивает дверь и отходит в сторону, чтобы я мог выйти.
В зале тихо. Все смотрят, как я иду к дверям.
Если раньше меня не заметили, то сейчас уж точно внимания хоть отбавляй.
Остаток дня я разъезжаю по городу. Никакого желания возвращаться домой и смотреть на треклятый камень нет. Такое ощущение, будто он хочет, чтобы я его вытащил и часами на него пялился.
Все вокруг кажется совсем другим. Цвета чуть-чуть ярче, звуки чуть-чуть четче. А запахи… Господи, я теперь все могу унюхать. Не замечал, пока не вышел из спортзала, но запах людей начинает напоминать мне запах мешка со свежатиной.
К тому же у меня развивается паранойя. Постоянно вижу черный «эскалейд» среди машин позади меня. Бога ради, это же Лос-Анджелес. Здесь у каждого встречного по черному «эскалейду». Впрочем, через какое-то время я перестаю его видеть и успокаиваюсь.
Звонит телефон. Это Карл. Я выключаю звук. В ближайшее время мне все-таки придется с ним поговорить и что-нибудь рассказать, чтобы уладить конфликт. Учитывая, что меня прикрывает Фрэнк, мне бы сейчас не ругаться с копами. Но я должен что-нибудь предпринять, чтобы Карл не взялся копать слишком глубоко.
Жаль, что я сорвался. Теперь будет куда труднее не дать дерьму вылезти из горшка.