Я выбрасываю из головы эти мысли и еду по Пасифик-кост с опущенными стеклами. В прохладном воздухе стоит запах океана. Колено болит, несмотря на выпитый адвил, поэтому я разжевываю и глотаю всухую еще пару колес. Позже желудок мне за это отплатит.
Я звоню в отель убедиться, что номер все еще зарезервирован на имя Джаветти. Еще до утра я покончу с этим делом, а потом заскочу в «Дю-пар» [7]на блинчики.
Поворачиваю направо к каньону Топанга и еду по затяжной извилистой дороге к нужному месту. Пиликает сотовый. Я достаю его из куртки. Это Мариэль, жена Хулио. Очень вовремя, е-мое.
– Да.
– Я только что пришла домой, – говорит она. – Ты звонил?
– Из полиции тебе еще не звонили?
– Из полиции? – переспрашивает она встревоженно. – Хулио с тобой?
– Нет, – отвечаю я, не зная, как продолжить разговор. – Слушай, Мариэль, ты еще спать не собираешься? Думаю, мне стоит заехать.
Виснет пауза. Мариэль думает.
– Что-то случилось с Хулио?
Как сказать женщине, что ее муж вспорол себе горло разбитой бутылкой?
В трубке раздается шум.
– Погоди, – говорит Мариэль и откладывает телефон. Проходит несколько секунд. – Господи, Джо, ты меня перепугал.
– В смысле?
– Хулио. Он только что пришел. Хочешь с ним поговорить? – Ее голос то звучит ясно, то с помехами, потому что я еду по глухому участку Фернвуд-авеню, где постоянно пропадает связь.
– Милый, – лепечет она, явно отодвинув трубку, – тут Джо звонит.
– Мариэль, – говорю я, – послушай. Хулио там нет. Он не вернется домой.
– Да нет же, – отвечает она, – он только что зашел. – Тишина. А потом Мариэль начинает кричать.
– Мариэль? В чем дело?
Если она и отвечает, то голос тонет в помехах. Связь обрывается. Я бросаю телефон на пассажирское сиденье, жму на газ и мчусь над каньоном на пределе сил тачки.
В половине квартала от их дома выключаю фары и останавливаюсь за пикапом на другой стороне улицы. Может быть, Мариэль просто сорвалась? Мне она всегда казалась истеричкой. Или кто-то действительно к ней пришел? А если так, то кто?
Есть только один способ узнать. Я вытаскиваю из-под сиденья пистолет, прикручиваю глушитель. Проверяю магазин, вставляю обойму, передергиваю затвор.
Парадная дверь поддается. Я вижу Мариэль на полу у дивана. Толкаю дверь и вхожу.
На диване сидит Хулио, держит Мариэль за руку и крутит головой туда-сюда. У него широко распахнуты глаза, словно он забыл, как моргать. На шее – неровная белая, как брюхо змеи, кожа. Его рот двигается, как у выброшенного на берег окуня, но ни единого звука не слышно. Секунда уходит на то, чтобы понять: это потому, что он не дышит.
Как только я вхожу, Мариэль поворачивается ко мне. Она плачет, по щекам до подбородка размазаны полоски туши.
– Помоги ему, – просит она меня. – Господи, пожалуйста, помоги ему.
– Твою налево, – едва слышно выдыхаю я и застываю как вкопанный, вцепившись в пушку.
Понятия не имею, что делать. Похоже, звонить в «скорую» поздновато. Я медленно иду к ним. Хулио меня практически не замечает. Я трогаю его. Кожа липкая. Проверяю пульс. Ничего.
Вспоминаю, как Фрэнк Танака заинтересовался Джаветти. Детектив даже дал мне номер и попросил звонить ему, если я замечу что-то странное. Что ж, страннее некуда. Но, если я втяну в это Танаку, у Саймона будут проблемы. А значит, наверняка и у меня тоже.
Хулио поворачивается ко мне, из раны на шее сочится желтый гной.
К чертям Саймона. Ставки сделаны. Это самая странная хрень, какую я видел в жизни. Копаюсь в куртке и нахожу визитку Фрэнка. Мой сотовый остался в машине, так что я беру телефон Мариэль.
Она снова и снова гладит Хулио по руке, качается вперед-назад и бормочет:
– Все хорошо, малыш. Все будет хорошо.
Она хочет помочь, но не знает как. Я тоже не знаю.
– Я услышала, как он заходит, – говорит она, не отрывая глаз от мужа. – И увидела его таким. Что с ним, Джо? – Ее трясет от рыданий. – Что мне делать?
Звонит телефон. Раз, два. Щелчок, и мы слышим сонный голос Фрэнка:
– Алле?
– Фрэнк, – говорю я, – это Джо Сандей. Слушай, тут Хулио… – Я не знаю, что сказать. У меня мертвяк на диване, и мне точно нужна помощь. Мне кажется, с этим как-то связан Джаветти, которого, как думает мой босс, он пришил пятьдесят лет назад. И кстати, я упоминал, что мертвяк на диване все еще ходит?
О чем я только думал, когда решил позвонить треклятому копу?
– Что там? – спрашивает он.
Я делаю глубокий вдох. Мне нужен кто-то, кто может ясно думать. А Фрэнк сейчас единственный, кто приходит на ум.
– Тут Хулио, – говорю я. – Он… – Раздается щелчок. Мне кажется, что Танака повесил трубку, пока до меня не доходит, что я не слышу гудка.
– Можешь положить трубку, – говорит голос с чикагским акцентом. Что-то в голосе есть еще, но я не узнаю. – Все равно телефон не работает.
Из кухни выходит какой-то мужик. Высокий. На башке проплешина. Весь в морщинах. На лице и руках пигментные пятна.
– Да ты шутишь.
Мужик мне за дедулю сойдет. Вот только шея и руки у него – сплошные мышцы. И выправка, как у морского пехотинца. Прямо как на фотке с камеры видеонаблюдения, которую показывал мне Саймон. Я чуть не ржу, но вовремя останавливаюсь.