Город, в котором...

— Как зачем? Такой стилоскоп должно иметь  к а ж д о е  предприятие! И нам тоже пригодится. Я заказал его по собственной инициативе! — со скромной гордостью заметил этот ненасущный человек. — Вот… А еще у нас есть микроскоп.

Он снял с микроскопа полиэтиленовый чехол, включил подсветку и пригласил Севу взглянуть. Сева рассматривал в микроскоп свою кожу, а Илья Никитич, уже ободрившись, менял степень увеличения. Решительно нигде еще Севе не было так хорошо, как здесь.

— Здорово! А для чего микроскоп?

— Да хоть для чего! Я занозу иногда заножу и увидеть не могу, а под микроскопом раз — и вытаскиваю!

Нет, отсюда теперь Сева по своей воле никогда не уйдет!

— Микроскоп тоже вы заказали?

— Я.

Сева засмеялся. И Илья Никитич засмеялся. Они уже любили друг друга.

В углу стояла техническая печь.

— Ну, печь всегда на что-нибудь нужна, — уже расковано обронил Илья Никитич. Каждому человеку нужен хоть один кто-нибудь, кто станет слушать его с понятием. — В ней, например, мгновенно сушатся грибы. Но я пек в ней резиновые изоляторы.

Он заботливо извлек формочку, хранимую как свидетельство его полезности.

Дальше — как в сказке «Теремок»: стали жить — и горя мало. Сошлись два свободных художника науки, два ребенка одной матери — бесполезной истины.

Исследованиям, которых Илья Никитич всегда стеснялся, Сева предавался открыто и без вины.

— Где вы раньше были, Сева? Вы мне сейчас как бы разрешили то, что мне долгое время запрещалось — не знаю кем, — так долго, что я уже отвык хотеть.

Они ждали рабочего дня, как девушки ждут субботнего вечера пойти на танцы. Они сходились утрами в радости, накопив друг для друга — как подарок — каких-нибудь идей.

Откуда поступает энергия, приводящая в движение вселенную? Либо вселенная — вечный двигатель, либо она что-то вроде барона Мюнхгаузена, поднимающего себя за волосы, либо… есть бог.

Но вдруг все движение вселенной — лишь иллюзия, и поэтому она не нуждается в питающей энергии? Случайная флуктуация поля, в сумме равная нулю: если отклонилось здесь в одну сторону, в другом месте должно отклониться в противоположную. То есть математически сумма нулевая, ничего нет.

А пространство и время? Может, вселенная — иллюзия, как с женщинами-русалками, которых показывали в балаганах? Взять вот нитки: длину, протянувшуюся в сотни метров, компактно сворачивают в катушку. И если ползти вдоль нитки по клубку, будет иллюзия длиннейшего пути вдаль, а с точки зрения внешнего наблюдателя ты так и крутишься в маленьком компактном объеме. А почему бы и объем не свернуть? И изнутри будет иллюзия бесконечной вселенной, пространства, развернутого на световые годы, а снаружи — точка… Да-да, ведь если взять громадный кусок вселенной и хорошенько раскрутить его, то силы гравитации, направленные к центру этого куска, уравновесятся центробежными силами разбегания, и тогда наблюдателю снаружи будет казаться, что НИЧЕГО НЕТ. Никакой громадной массы и объема, все оно замкнется внутрь и, заключая в себе галактики, будет не чем иным снаружи, как молекулой, которую можно разглядывать в микроскоп. («Так, может, именно поэтому все во вселенной и заверчено по кругу? — с ужасом думал Сева. — Чтобы из ничего возникло нечто?») И любую молекулу тогда можно развернуть во вселенную. Мир замкнут на себе самом. Змея, проглотившая свой хвост. Лента Мебиуса — вот что такое бесконечность мира, а мы — вроде мухи, ползущей по этой бескрайней ленте.