Первым казнили Попцова: «Когда ему прочли его приговор, он обратился лицом к церкви в Петропавловской крепости и несколько раз перекрестился; потом повернулся к окнам Ревизион-коллегии, откуда император со многими вельможами смотрел на казни, и несколько раз поклонился; наконец один в сопровождении двух прислужников палача взошел на эшафот, снял с себя верхнюю одежду, поцеловал палача, поклонился стоявшему вокруг народу, стал на колени и бодро положил на плаху голову, которая отсечена была топором. После него точно таким же образом обезглавлены были два старика».
Имена стариков читателю известны: это были подьячие Борисов и Попов. Следом за ними пришла очередь Нестерова: «Это был дородный и видный мужчина с седыми, почти белыми волосами… Перед казнью он также посмотрел на крепостную церковь и перекрестился, потом обратился лицом к императору, поклонился и будто бы по внушению священников сказал: я виновен. Его заживо колесовали и именно так, что сперва раздробили ему одну руку и одну ногу, потом другую руку и другую ногу. После того к нему подошел один из священников и стал его уговаривать, чтоб он сознался в своей вине; то же самое от имени императора сделал и майор Мамонов, обещая несчастному, что в таком случае ему окажут милость и немедленно отрубят голову. Но он свободно отвечал, что все уже высказал, что знал, и затем, как и до колесованья, не произнес более ни слова. Наконец его, все еще живого, повлекли к тому месту, где отрублены были головы трем другим, положили лицом в их кровь и также обезглавили».
Напоследок «тела 4 казненных были навязаны на колеса, а головы их взоткнуты на шесты».
Что же касается остальных приговоренных, то Берхгольц свидетельствует: все они получили по 50 ударов кнутом. Кара страшная: один из приговоренных, предшественник Нестерова на посту обер-фискала, Михаил Васильевич Желябужский (вина которого состояла в «составлении от имени вдовы Поливановой подложного духовного завещания в пользу жены Нестерова»), должен был после казни отправиться на каторгу в Рогервик сроком на пять лет, однако так и не пришел в себя — и 15 февраля 1724 года скончался.
Напоследок еще о двух других делах, случившихся в 1724-м. Об одном — вкратце: «По новгороцкому делу роспопе Игнатью» была отрублена голова на все той же Троицкой площади — «близ Гостиного двора у Троицы на въезде в Дворянскую слободу». Эта экзекуция прошла, разумеется, при стечении публики, но серьезного следа в петербургской истории не оставила — в отличие от казни, случившейся там же 16 ноября 1724 года.
Вилим Монс — имя известное: 36-летний камер-лакей императрицы Екатерины, за полгода до смерти удостоившийся звания камергера, пострадал за чувства сердечные. Царицу он сопровождал во всех ее морских, сухопутных и заграничных поездках, держал под контролем ее переписку и бухгалтерию — и вот эта чрезмерная близость переросла со временем в отношения непозволительные. Строго говоря, доказательств любовной связи Монса и царицы не было, да и судили его с формальной точки зрения за взятки, но у современников не было сомнений относительно причин приговора.
8 ноября 1724 года Монс был арестован, всего пять дней спустя ему был вынесен смертный приговор, а еще тремя днями позже состоялась казнь. Вместе с ним экзекуции, пусть и более мягкой — наказанию кнутом и батогами, — подверглись и другие осужденные: его сестра Модеста (Матрена) Балк, секретарь Столетов, шут Балакирев, некоторые другие лица.
Камер-юнкер Берхгольц, не обошедший вниманием и эту казнь, рассказывает в своих записках: «15-го объявляли с барабанным боем, что на другой день, в 10 часов утра, перед домом Сената над бывшим камергером Монсом, сестрою его Балк, секретарем и камер-лакеем императрицы за их важные вины совершена будет казнь. Известие это на всех нас произвело сильное впечатление: мы никак не воображали, что развязка последует так быстро и будет такого опасного свойства…
16-го, в 10 часов утра, объявленные накануне казни совершены были против Сената, на том самом месте, где за несколько лет повесили князя Гагарина. Бывший несчастный камергер Монс, по прочтении ему приговора с изложением некоторых пунктов его вины, был обезглавлен топором на высоком эшафоте. После того генеральше Балк дано по обнаженной спине 11 ударов кнутом (собственно только 5); затем маленькому секретарю дано кнутом же 15 ударов и объявлена ссылка на 10 лет на галеры, для работы при рогервикской гавани, а камер-лакею императрицы, также приговоренному к ссылке в Рогервик, — ударов 60 батогами».