Город Спящих

Обычно, задерживаясь, мама старалась не шуметь (у неё не очень хорошо получалось) – она шла умываться, потом переходила в кухню, быстро ужинала, заглядывала в детскую и только потом отправлялась спать. Тошик чётко знал этот её распорядок. Он прислушался к звукам из коридора. Вот мама разулась. Вот осторожно, на цыпочках, прошмыгнула в ванную. Вот заработал кран, выплёвывая напор воды. Вот скрипнула дверь. На пару секунд стало тихо. Мама вышла из ванной, по коридору, в кухню. Вот тихонько вскрикнула от удивления или страха. Увидела, значит, папу. В ночной тишине квартиры, когда даже тени затаились по углам и старались не шуметь, сбивчивый быстрый шёпот двух людей казался громкими криками. Слов было не разобрать, но Тошик по интонациям понял, что мама не очень-то рада папиному появлению. А он её или успокаивал, или пытался что-то ей объяснить. Наверняка у папы была причина столь внезапного появления. Но захочет ли мама выслушать?

«Тебя никто не звал!» – расслышал Тошик.

Он подошёл к двери, приоткрыл её, звуки стали громче.

– Убирайся, пока я… – мама не кричала – шипела.

– Пока что? – папин голос, насмешливый и малознакомый. – Что ты здесь можешь сделать? Где твои защитники, где та дрянная девчонка с ножом?

– Если ты хоть пальцем…

– О, дорогая, и не одним пальцем, а сразу всеми. Скажи спасибо своего туповатому сынишке. Он, кажется, совсем забыл отца, раз позволил мне войти!

Тошик метнулся вглубь комнаты, зацепил ногой Викину игрушку, и звонкая трель разлилась по комнате. Вика заворочалась, но Тошик не обратил внимания. Он торопливо дёрнул на себя дверцу книжного шкафа, запустил руку между книг, нащупал холодную рукоять, выудил Ленкин нож.

Скрипнула дверь, Тошик затылком почувствовал, что в комнату кто-то вошёл, тихий и осторожный. Кровожадный. Тошик развернулся, выставив перед собой нож, но понял, что никого нет. Это сквозняк. Зато звуки стали громче. На кухне что-то происходило: упал стул или табурет, громыхнули дверцы шкафа, скрипнул стол. Со звоном разбилась посуда, и этот звон вывел Тошика из оцепенения. Он побежал из комнаты, держа нож на вытянутой руке. По коридору, направо, быстрее, ещё быстрее! Единственная мысль заела, как молния: «Не стоять столбом! Не стоять столбом!»

Ворвался в кухню и действительно застыл от удивления. У окна боролись мама и папа. Только это был не папа, а кто-то на него похожий… вернее… личина папы слезала с человека лоскутами, как загоревшая кожа. Красное лицо пузырилось, а под ним проступало другое, знакомое. Зверь! Он сгорбился, втянул голову в плечи, хватал маму за руки, пытаясь подобраться ближе, но мама не давала, осыпая лысую голову многочисленными ударами. Всё это происходило в тишине, только скрипел пол и дрожала посуда на столе, когда его задевали. И ещё под ногами у дерущихся летали и шелестели смятые книжные листья. Кто-то изодрал в клочья третий том приключений Нелли. Ту самую книгу, которую принесла Ленка.

В разгаре драки никто Тошика не видел. Зверь что-то шипел, неразборчивое, яростное. Он цапнул длинными пальцами мамин нос, ухватился за него, потянул и вдруг содрал с мамы лицо, будто плёнку с упаковки. Под лицом у мамы было другое лицо – пластиковое, безжизненное, с резкими, будто вылепленными чертами. Такое же лицо Тошик уже видел у Ленки-пенки на автозаправке.

Зверь же победно взвыл и пошёл в наступление. Мама не смогла сопротивляться. Он заломил ей правую руку, бросился, клацая зубами, содрал с мамы волосы, отшвырнул, затем одежду и кожу с плеч, живота. Под кожей проступал пластик. С каждый разом мама будто становилась слабее. Вот она упала на колени, и сутулый возвысился над ней, накрывая своей тенью.

– Стой! – Тошик сорвался с места, коря себя за промедление! Ну что за дурак!

Зверь в запале борьбы не услышал или не хотел слышать. Он сдирал с мамы остатки её жизни и распихивал их по карманам – прозрачные живые лоскуты. А мама превращалась в манекен, в куклу.

Тошик подбежал со спины и не целясь, но вкладывая в удар все силы, вонзил Ленкин нож зверю между лопаток. Лезвие вошло наполовину и застряло. Зверь взвыл, изогнулся и стал крутиться волчком, пытаясь достать нож. У него ничего не получалось.

– Ах ты… волчонок! Снова! Надо было тебя… Ещё там… – лицо Зверя дрожало и переливалось. Пятнами проступали черты папиного лица, но быстро стирались.

Тошик, не раздумывая, подхватил с плиты тяжеленую чугунную сковородку, двумя руками, ощущая её силу, и ударил зверя по голове. Раздался глухой удар, зверь дёрнулся, зашипев от боли, и тяжело опёрся о стол. Крутиться он перестал, только пальцы судорожно скребли по столу, раздирая скатерть.

– Всё равно ничего не получится, – пробормотал он, сверля Тошика взглядом. – Мамка твоя больше не вернётся, слышишь? Никогда не будет больше живой! А тебя, волчонок, я прямо сейчас…

Тошик прервал его угрозы ещё одним ударом сковороды. Чугун выдержал, а вот Зверь – нет. Он поморщился, будто прикусил язык, заморгал часто-часто и сполз на пол.