Город отражений (СИ)

Взгляд Эдны скептически скользнул по тощей, нескладной фигуре шлюхи. Ростом, правда та была выше, но в немалой степени за счет неестественно-высоких каблуков. На таких и удержаться-то трудно, а уж давать или не давать кого-то в обиду… Эдне подумалось, что хватит одного удара, чтобы избавиться в случае надобности от этой агрессивной бабенки.

Похоже, Черная Жанна и сама понимала, что речуга ее в сочетании с внешностью не слишком убедительна. И потому от угроз перешла на другую тему. Не меняя впрочем собеседницы или, правильнее будет сказать, слушательницы.

— Ты, смотрю, под овцу-девственницу косишь? Ну и зря… на хрена, тут же все свои. Тут ты с нами еще насидишься. Так что не стесняйся, колись. Кто из них тебя чаще нахлобучивает? А? Не слышу! Старый или хромой? Или этот жирный бык?..

Жирный бык — методом исключения я определил, что речь идет обо мне. Обидно-то как. Вовсе я, вернее, Матвей Богомолов, не жирный. Кряжистый просто… ну и, что греха таить, не уделяющий достаточно внимания своему здоровью. Питающийся чем попало, к пиву наверняка не равнодушный. Так ведь теми же самыми недостатками страдает подавляющее большинство жителей крупных городов.

Хотя чего это я. Не припираться же с этой трепливой дурой из камеры напротив. Небось, ей-то как раз и надо привлечь к себе хоть какое-то внимание. И надо сказать, отчасти Черная Жанна своего добилась. Хотя и без нашего участия.

— …ткнитесь, твари гребаные! — с такими словами в коридор заглянул дежурный офицер, — дайте подремать… хоть часок!

Голос его звучал чуть ли не жалобно, с мольбой.

— Выпусти — так я тебе еще кое-чего дам, — вмиг нашлась Черная Жанна, — комплимент, так сказать. Как от повара.

— Выпущу-выпущу… кишки тебе выпущу, сука, — пробурчал жандарм, с досадой отступая прочь из коридора. Да напоследок дубинкой погрозил, чтоб хотя бы попытаться напомнить, кто в этих стенах хозяин.

Мне, в отличие от Эдны, обитатели камеры напротив почти не докучали. По крайней мере, личными обращениями. Не иначе, побаивались связываться с «жирным быком» — таким здоровяком, каковым природа создала Матвея Богомолова.

Несоизмеримо меньше, чем единственной женщине в нашей компании, доставалось и Аль-Хашиму с Вилландом. Но совсем по другой причине. По всей видимости, даже согнанной в участок и упрятанной за решетку швали западло было, что называется, заниматься самоутверждением за счет калек и стариков. Ниже собственного достоинства, каковое наверняка имелось даже у таких людей.

Разумеется, правил без исключений не бывает. Какой-то костлявый урод — наркоман, наверное, судя по бледному бессмысленному лицу — улучил момент, когда Вилланд подобрался к решетке почти вплотную. И, без обиняков приспустив штаны, пустил в его сторону желтую струю. Надеясь, не иначе, что та легко преодолеет расстояние между камерами.

Струя не преодолела. Зато воздух, и без того отнюдь не бывший ни свежим, ни чистым, теперь был приправлен еще одним запахом — сколь ощутимым, столь же и неприятным. Он оказался таким заметным, этот запах, что в камере напротив сразу поднялся ропот. А кто-то даже толкнул наркомана в грудь: что творишь, мол?

В общем, ночка у нас выдалась та еще. А наутро всех четверых, разбитых и голодных, отвели на допрос. Допрашивали по одному, остальных заставляя смиренно ждать своей очереди в коридоре. Причем вопросов каждому задавали помногу — и, соответственно, долго и нудно. Спросить успели, кажется, все что можно. Вплоть до деталей биографии и взаимоотношений с родителями в далекие детские годы. Спрашивали без тени интереса, машинально и, не иначе, лишь ради соблюдения неких формальностей и предписаний.

Ну а мы столь же машинально отвечали. Причем успели ли следователи задать хоть один вопрос непосредственно по делу, лично я так и не запомнил. Ложка соли эта, если она вообще существовала, без остатка растворилась в потоке воды — тех самых вопросов, необходимость в которых понять было не проще, чем найти глубокий смысл в картинах художников-авангардистов.

Лишь один был приятный момент в тот день. По окончании допроса нас наконец-то соизволили накормить. И уже затем ознакомили с ордером на арест.

Следующую ночь мы вновь провели в камере. И хотя атмосфера в ней по-прежнему не отличалась ни спокойствием, ни добрососедством, не говоря уже о свежести, природа взяла-таки свое. Нам удалось худо-бедно поспать.

Новый день обернулся новым допросом… оказавшимся, впрочем, на удивление коротким. При этом в кабинете следователя на сей раз собрали всех четверых. И там мы, помимо жандармов, приметили еще человека в штатском, которого не было в первый день.

Человек был немолод, но оставался стройным и подтянутым. И, одетый с иголочки, выглядел весьма представительно. Нас он рассматривал внимательно, оценивающе — и бесцеремонно. Даже в лица, в глаза каждому всматривался, подойдя почти вплотную. «Точно лошадь покупает», — прокомментировал еще потом Вилланд.