Город-крепость

Призрак моего брата везде. Словно шепчет только в мои уши. Если бы я только прислушивался. Если бы я только был хорошим братом. Если бы...

Я провел в Хак-Нам семьсот тридцать восемь дней, предпринимая все возможное, чтобы выбраться и вернуться домой. Но дом — это не то, что мне нужно. Разговаривая с Джином, Джин Линь, рассказывая ей свою историю, я лишь еще глубже запихал ее в глубины своего разума. Модный дом в Тай Пинг Хилле не поможет мне. И попытка забыть эту историю тоже не поможет. И никогда не заслужит прощения от моего брата. Молчание призраков...

Я опустил руку еще ниже, погружая в воду все запястье. Кои уплывают врассыпную, мерцая, словно маленькие факелы в ночном небе. Интересно, кои Хиро все еще живут на дне, прячась под многолетними водорослями и рыбьим дерьмом?

Я решаю, что вода в прудике слишком холодная. Убираю руку и вытираю её о рубашку. Насчет пятен я не переживаю, а вот отцу они не понравятся.

После нашего разговора Джин Линь засыпает, лекарства принуждают ее тело к отдыху. Рядом сворачивается звездный атлас Хиро, занимая опустевшее место кота. Я же никогда прежде не чувствовал себя таким бодрым. От открывшихся возможностей голова идет кругом. Мысли о Джин Линь и ее сестре. Девушка и учетная книга. Новый год и шесть дней до него.

Девушка... все эти дни мои мысли занимает только она. Как ожили ее глаза, когда я протянул ей ракушку. Как руки прижались к решетке. Как я смотрю на окно и должен видеть свое отражение, а вижу её; вижу её, складывающую осколки моего отражения в единое целое. Как её слова возвращают улыбку на мое лицо, словно вытягивают кролика из шляпы фокусника.

Я так не смеялся уже давным-давно.

Более живым никогда себя не чувствовал.

Шарканье ног заставляет меня поднять взгляд, и я вижу Эмио, стоящую у дальнего края пруда. Ее суставы такие белые, что кажется, будто видно открытые кости.

— Мастер Дей, к вам посетитель, — вырывают меня из реальности слова Эмио.

У меня даже вопроса не возникает о том, кто это может быть. Дым я могу учуять даже здесь.

— Спасибо, Эмио.

В фойе стоит мой связной. Когда я вхожу, он притворяется, что занят, разглядывая гобелен с воробьями и цветущей вишней. Уголек его сигареты светится в опасной близости от ткани.

— Здесь не стоит курить, — говорю я.

Цанг выпрямляется, стреляя глазами туда, где стою я. Потом вытаскивает сигарету изо рта и зажимает ее двумя пальцами.

— А тебе не стоило уезжать из Хак-Нам. Но вот мы оба здесь.

— А ты как узнал? — выгибаю я бровь, пытаясь не выказать страха, поселившегося в животе.

— Ты пропустил нашу встречу. К тому же пару дней назад в полицию поступил весьма интересный звонок от одного из таксистов. Он сказал, что довез до Тай Пинг Хилла двух окровавленных мальчишек. Было не так уж трудно сложить два и два.

Я пропустил встречу... Неужели я здесь уже так долго? У этого дома есть особенность замедлять время. Дни, месяцы, годы. Ничто не меняется, кроме наших лиц. Что еще я пропустил?

— Я мог бы тебя арестовать, — продолжает мой связной, — если бы захотел.

— Я должен был кое-то сделать, — говорю я. — Мой бегун умирал.

— И ты сделал. Неважно при этом, что я велел тебе от него избавиться, — рычит он. — Теперь ты просто прижал задницу к стулу. Тратишь время. Следишь за бегом минутных стрелок.

Я выпячиваю челюсть. Не могу смотреть ему в глаза или на родинку, которая находится у него на подбородке. Вместо этого я опускаю взгляд на сигарету и пепел, оседающий на пол.

— Я был терпелив по отношению к тебе. Но у нас мало времени. — Запястье моего связного дергается — слишком резко, чтобы было похоже на наигранный жест. Горячий белый пепел сыплется на половицы. Отсюда он очень походит на снег. — Я хочу, чтобы сегодня ты вернулся в Хак-Нам.

Я обижен, поэтому бросаю ему вызов:

— Или что?

Цанг лезет в карман. Сначала мне кажется, что он хочет достать новую сигарету (эта почти истлела), но вместо этого он вытаскивает лист бумаги. Он держит его так, чтобы я разглядел написанное: мое имя, мое преступление, мое прощение. С печатью и подписью одного из самых влиятельных судей в Сенг Нгои.

Свежие чернила — шаткая бумажная свобода. Так близко, что я могу дотянуться и вырвать ее.

— Принесешь мне его записи... доставишь задницу Лонгвея мне на блюдечке — и получишь это. Если же нет... — Цанг подносит бумагу к кончику зажженной сигареты. В воздухе возникает запах паленой бумаги. — Всего один звонок. Один, и с тобой покончено.

Он думает, что это меня напугает, заставит отказаться задавать какие-либо вопросы. Должно было напугать. Срок в комбинезоне с подносом в столовой и постоянные оглядки за спину. Но все, о чем я могу думать, — обещание, которое я дал девушке. И я должен его выполнить.

— Девушки из борделя Лонгвея. Что будет с ними?

Я думаю о том, насколько легко будет им выскользнуть через какую-нибудь из многочисленных щелей Хак-Нам. Просочиться обратно в черноту улиц и мужскую похоть.

— Ты не о шлюхах переживай, а о себе. — Цанг складывает бумагу в опасной близости от сигаретного огонька.

— Что здесь происходит?