Город-крепость

Перевожу взгляд в сторону, к правому ботинку. Из темноты на меня смотрят жёлтые горящие глаза Чма. Он скользит по моей ноге, трётся о джинсы длинным спутанным мехом. Воплощение моей аллергии. Шерсть его вся заляпана засохшей кровью. Замечаю обрубок хвоста, оставленный ножом Куэна. Я видел раны и похуже, но почему-то раньше желудок так не сжимался.

– Как ты тут? Разменял уже пятую жизнь? – спрашиваю я, опускаясь на колени прямо посреди улицы. Пыльно-розовый нос Чма толкается в пакет с булочками. Вой становится громче, уверенней. Я засовываю руку в пакет и отщипываю кусочек от одной из булочек. Чма заглатывает его целиком: тесто, мясной сок и само мясо. Кусочек исчезает в мгновение ока. Кот обнюхивает землю и поднимает взгляд на меня.

Ещё. Не просьба, а требование. Озвученное с таким авторитетом, на какой только способен бесхвостый кот.

– Ах ты напыщенный маленький…

Чма! Чма! Мой выпад прерывает чихание. Этот кот умеет выглядеть достойно, даже с соплями на носу. Чма!

Кажется, Цзин Линь была права. Кошки чихают не так, как люди.

Я отламываю ещё кусочек ча сиу бао. Как же хочется, чтобы Цзин Линь была здесь. Чтобы она увидела, как нашлось всё, что она потеряла.

2 дня

ЦЗИН ЛИНЬ

Никогда не спала так долго. В Городе-крепости ночи короткие. Без снов. Но здесь – в плену мягких перьев, простыней и трубок – я не могу отличить реальность ото сна. Столько разных людей. Одни разговаривали со мной: Дэй, моя мать, Мэй Йи. Другие – такие как медсестра и отец Дэя – просто стояли, смотрели и наполняли комнату звуком шагов. Порой я ощущала, как под боком копошится Чма, мягкий и мурлычущий. А бывало, что над кроватью нависал отец. Когда он исчезал, я просыпалась вся потная и дрожащая.

И вот я действительно просыпаюсь. Открываю глаза, а голова ясная. Не затуманенная. Я поднимаю голову и понимаю, что капельница наконец-то исчезла. А вместе с ней наркотический сон. Сажусь и медленно потягиваюсь. Где-то ниже плеча ещё разливается боль. Жаркая и резкая, но терпимая. Суставы и сухожилия ссохлись, как верёвка, надолго оставленная на солнце. Кости хрустят и скрежещут.

Как долго я спала?

– Есть кто-нибудь? – Голос скрипит. Должно быть, я несколько дней не разговаривала. Может, дольше.

Вопрос эхом отражается от голых деревянных полов. Так странно оказаться в подобной тишине после нескольких лет непрерывной песни города. Даже на ферме всегда было слышно завывание ветра или шум закипающей воды.

А здесь тихо, как в могиле.

– Эй! – зову я, на этот раз громче.

Комнату входит женщина. Не старая, но уже не молодая. Выглядит она ровесницей моей матери – только не такая измученная. Не тронутая солнцем и пьяным мужем. Я ищу в её лице сходства с Дэем. Но их нет.

Женщина кивает, когда подходит к кровати, и я решаю, что она работает здесь служанкой.

– Чем могу помочь?

– Дэй… он здесь?

Служанка хмурится:

– Он уехал некоторое время назад. Если желаете, могу позвать госпожу Сан. Она готовится к новогоднему вечеру.

Внутри всё болезненно, нервно переворачивается. Сначала я не понимаю почему, но потом возвращаются воспоминания. Новый год – день, когда всё изменится. День, когда Дэй обязан заполучить гроссбух. Который я обещала помочь украсть.

Дэй попрощался. Ушёл без меня.

– Когда… сколько осталось до нового года? – Я начинаю отколупывать пластырь. Сжимаю зубы, когда он всё же отдирается, дёргая за волоски, вырывая иглу из-под кожи.

– Два дня, – служанка округляет глаза.

Я замираю. Наполовину оторванный пластырь свисает с руки. Из-под него выглядывает коричневатый синяк. Два дня до нового года? Неужели? Кажется, я снова сплю…

– Вы здесь уже восемь дней, – продолжает служанка, глядя на пластырь.

Смотрю на заживающую ссадину на руке, пытаюсь осознать её слова. Восемь дней. Как я могла потерять целую неделю?

– Вы нормально себя чувствуете? Позвать медсестру?

Снова дёргаю за пластырь. На этот раз он отрывается окончательно. Я вытаскиваю следующую трубку, игла легко выскальзывает из кожи. Наплевав на жжение в руке и ужасающую боль в плече, вылезаю из кровати.

– Что… что вы делаете? – Служанка вскидывает руки. Пытается остановить меня. Впрочем, это и не нужно: мир кружится, я едва могу устоять на ногах. Прикрываю глаза, выжидая, пока пройдёт головокружение.

– Я должна вернуться в Город-крепость. Срочно.

Лицо служанки искажает паника. Она принимается размахивать руками, как птица, танцующая над кучей выпотрошенной рыбы.

– Вы не можете вернуться. Вам нужно соблюдать постельный режим. Врач сказал, что вы должны оставаться здесь ещё четыре недели. Нужно ещё снять швы.

Когда я открываю глаза на этот раз, мир приходит в норму. Опускаю голову и понимаю, что почти раздета – на мне лишь тонкая хлопковая рубаха. Отдыхать. Мне нужно отдыхать. Так сказал Дэй. Моё тело сейчас словно куриная отбивная. Но время, отведённое на поиски сестры утекает… утекает без возврата. Возможно, Дэй считает, что сможет в одиночку украсть гроссбух, но я тоже была в логове Лонгвея. Видела, что это невозможно.