Город Х

– В открытую?

– Да когда как, – ухмыльнулся снайпер.

Логан раздражался все сильнее:

– Это ты сейчас так говоришь. Потому что ты встретил Ани не там. И не так. Потому что там бы ты ее не полюбил. Не такую.

– Ошибаешься, – Дэйн вдруг подался вперед и сделался таким, каким его видели немногие. Серьезным, спокойным, чуть мрачным. – Полюбил бы. Где угодно. Если бы понял, что моя, то плевал бы на все и всех.

– И на голожопиков?

– И на них тоже.

– Да не смог бы!

– Смог бы. Потому что, если вторая половина, то она на дороге не валяется. А все, что было до меня, было ДО меня, понимаешь?

– И ты смог бы с ней жить, зная, что она… там…

– Она делала это до меня?

– Ну и?

– Ну и. Значит, я просто постарался бы на будущее сделать так, чтобы нужда в этом месте у нее пропала.

– А если бы не пропала?

– Мы ведь говорим о настоящих вторых половинах? Если бы она ей была, то пропала бы. Нужда.

– Ты – светло-радостный и лживый оптимист.

– Не лживый. А ты – ехидно-задый мрачный моралист. Нет, я просто нормальный. Логан, когда ты встречаешь свою женщину, ты понимаешь, что ты просто готов ее принять. Такой, какая она есть. А она готова принять тебя.

– Да я без понятия, кого я там встретил.

Дождь бился в панорамные окна небоскреба, стекал по ним мутными волнами – дождь превратил мир за окном в мир ветра, брызг и воды.

– Тогда чего ты вообще кипятишься? Забыть не можешь?

Эвертон скрепя сердце признался и качнул головой – «не могу».

– А ты с ней уже замутил?

Еще одно покачивание – «нет».

– Так замути.

– Зачем?

– А затем, что так ты поймешь, – «она» или не «она». Или будешь сидеть и гадать до позеленения.

– А если окажется, что «она»?

– Тогда и будешь сидеть в позе великого мыслителя. А пока есть шанс – и большой шанс, – что через пару дней ты просто разочаруешься в человеке и с легким сердцем его отпустишь.

– Думаешь, я смогу так быстро понять?

Эльконто ответил без тени сомнения:

– Не твоя – быстро поймешь. Просто поверь мне!

Спустя пятнадцать минут Эльконто ушел, ухмыляясь. Беззлобно, впрочем. А Логан лег на кровать и задумался о том, может ли случиться так, что другие правы, а он нет? Другие – это те самые, «голожопые». Что испытывают они в «Иксе», для чего едут туда толпами? Зачем терпят в перелете сонный газ, а после приземления начинают раздеваться уже в коридоре? Все дурные? Все больные головой и странные? Все поголовно? Или же… странный он?

Он нормальный.

Логика ворчала, логика билась головой о стены, логика доказывала, что он и только он прав.

«Усомнись».

Почему Дрейк сказал «усомниться»? Почему после этого нужно усомниться еще раз? Ведь есть логика…

«Ты никогда не сможешь понять это место…»

Отключить ум. Отключить ум.

«Ты никогда не сможешь отключить голову».

Не сможет? Он никогда и не пытался – не видел в этом никакого смысла.

До этого момента.

Слушая дождь, Эвертон чувствовал, что в его жизни грядут некие перемены. Хотя бы на день или на два, пока он не разочаруется, как научил Эльконто. Пока Инига не скажет нечто такое, что заставит его понять – не она. И все станет просто.

А если она не скажет?

Он вздохнул. Прикрыл глаза.

Вот тогда ему точно придется отключить голову. И, похоже, на всю оставшуюся жизнь.

* * *

Чем гуще становились сумерки за окном, тем больше нервничала Рада. Он ведь придет – этот несносный мужчина, – точно придет. И, значит, придется выйти и поговорить с ним. Желательно начистоту.

А «начистоту» означало следующее: сказать, что она, Радослава, не желает иметь ни с кем серьезных отношений. Вот, не желает. Ей хватило их в прошлом, когда тот, который нравился, вдруг прервал отношения. И стало внутри горько и одиноко, стало стыло. Внешне она давно научилась радоваться жизни – черпать все ее прелести большой ложкой, – а вот внутри все еще саднило. Какой-то конкретный мужчина для секса ей не нужен, а мужчина для сердца и подавно. Не хватало еще новых душевных мук…

Нежка, кажется, дремала – умаялась за день, под вечер расслабилась во время массажа и теперь лежала в кровати – не то дремала, не то думала о своем. Ну, хотя бы, кажется, не грустила об этом синеглазом дураке, и, значит, выходной пошел на пользу.

Мысли Радки вернулись к Свену, и снова тут же навалился ворох неясных и мутных чувств. Он ей нравился… чем-то. И одновременно откровенно бесил. Он не мог и не был ее идеальным мужчиной. И все же он был хорош. Хорош этой самой напористой харизмой, которая ее притягивала и немножко пугала, хорош смелостью, хорош тем, что плевать хотел на ее многочисленные «нет».

Это подкупало. Радослава в те редкие моменты, когда позволяла себе мечтать, неизменно представляла будущего избранника наделенным именно такими качествами – напором и нежеланием слышать ее «нет». То самое «нет», которое ненастоящее. Вот только избранник ей виделся высоким, статным, благородным, что ли. А этот… клоун.

Не успела она мысленно примерить Свену клоунский колпак, как завибрировал браслет. Пришло сообщение: «Выходи, моя Радуля. Пришел целуваться!»