Город и столп

Они говорили о браке, уверенные в своей правоте люди, чьи жизни катились по накатанной колее. Их опыт — просто очередной экземпляр под копирку. Когда они пытались давать свои советы Джиму, никто из них и не подозревал, что их коллективная мудрость для него бесполезна, что его жизнь катится по другой колее. Подумав об этом, он испытал горечь и раздражение на бесконечное притворство. Его собственная необходимая ложь утомляла его. Как ему хотелось сказать им, кто он на самом деле. Интересно, подумал он, а что было бы, если бы все такие, как он, вели себя естественно и честно. Жизнь всех, конечно, бы стала лучше, если бы на секс стали смотреть как на что-то естественное, а не ужасное, и мужчины могли бы, не скрываясь, любить мужчин, как это свойственно их природе. Но, размышляя о свободе за этим столом, он знал, что быть честным опасно. И самое главное, ему не хватало смелости.

— Кстати, — сказала Кэри, — ты ведь знаешь, что Боб Форд женился на Салли Мергондаль?

— Да, мама мне написала. Где он? Где они теперь?

— Она здесь, живет со своими родителями. А он в море, но, кажется, он приезжает через пару дней. Мергондали устраивают вечеринку на Рождество, он должен быть. Ты тоже приглашен. У них такая милая крошка. Волоски темно-рыжие, как у Боба.

— Джим, бог ты мой! Да тебя не узнать! Ты такой взрослый! Правда, дорогой? — миссис Мергондаль повернулась к мужу и получила его согласие. Уверенная в мнении собравшихся, она продолжала: — Взрослый мужчина! Все они уже взрослые, а кажется, еще вчера играли в теннис на школьных турнирах. А теперь посмотрите-ка, все другие парни в армии уже переженились, да и наша малютка уже стала матерью.

Тут мистер Мергондаль подмигнул Джиму:

— Не морочь ему голову, мать! Пусть-ка отправляется лучше к молоденьким девушкам. Они смерть как хотят увидеть его. Уже новый урожай подошел.

Джим извинился и вошел в переполненную старомодную гостиную. Кэри взяла его под руку:

— Я тебя познакомлю.

Многих он помнил. Одних еще по школе, другие жили неподалеку. Его помнили все, и они, вспоминая о событиях, которые он забыл, казалось, искренне радуются его возвращению. Он, словно во сне, двигался от группы к группе, к центру, где, казалось ему, должен находиться Боб. Затем он увидел Салли Мергондаль, теперь — Салли Форд, и освободился от опеки Кэри, чтобы поговорить с ней.

Салли стала высокой изящной женщиной с темными волосами, уложенными вокруг головы. Они тепло пожали друг другу руки, пристально глядя друг на друга, отыскивая следы перемен.

— Поздравляю, — сказал Джим.

— С чем? С ребенком или с Бобом?

— И с тем, и с другим, — Джим излучал благожелательность, но перед ним была соперница.

— Спасибо, Джим! Давай-ка присядем! Нам столько нужно рассказать друг другу.

Они сели на волосяной диван. Их разговор все время перебивали вновь прибывающие, желающие поздороваться с Джимом.

— Видишь, как тебя любят. Нет, тебе и правда, нужно осесть здесь, рядом.

— Ты, наверное, уже слышала, что у меня другие планы.

— Чего-то слышала. Тут ведь знаешь, всем до всего дело. Мы всюду суем свой нос, хотя ничего интересного здесь не происходит. Мы слишком хорошо знаем друг друга.

— А где Боб?

Салли нахмурилась:

— В Ньюпорт-Ньюсе со своим кораблем. Он приедет завтра. Слушай, он появится — приходи-ка ты к нам на обед. Посидим тесным кружком втроем, а?

— С удовольствием! Боб, я слышал, теперь первый помощник.

— Да, но он уходит из флота, как только война кончится.

— Но ведь он любит море.

— Он нужен папе в его страховом бизнесе, и все считают, что из Боба выйдет прекрасный агент. Папа говорит, что, когда он отойдет от дел, Боб возглавит компанию.

— Я рад за него.

Джим видел, как нежные руки, несмотря на протесты Боба, надевают петлю на шею его дружка. Только вот протестовал ли Боб? Может, он изменился? Возможно.

— Хватит с него. Побродил по свету. Мир большой, всей жизни не хватит, чтобы все увидеть. И потом, все его друзья здесь, да и работа его тут ждет неплохая. Я думаю, все у нас будет прекрасно. Слушай, пойдем, я тебе покажу малышку.

— А Боб — хороший отец?

— У него пока было слишком мало отцовского опыта. Он еще думает, что ребенок — это живая игрушка. А когда игрушка начинает кричать, он хочет свернуть ей шейку. А еще он говорит, что я ребенку уделяю больше внимания, чем ему. А я ему отвечаю, что в конечном счете ребенок — это он. И так оно и есть, вылитый Боб.

— А он это понимает?

— Ну, иногда понимает. Ты же знаешь, какой он.

— Не уверен. Столько лет прошло.

— Да, немало воды утекло. Он стал другим. Нет, внешне он почти такой же, но вот смеется он гораздо чаще, чем раньше. Мальчишкой он был куда как серьезнее. И, конечно же, он тогда был просто помешан на девушках. Он до сих пор получает письма от девиц со всего мира. Он иногда дает мне их почитать. Такие трогательные. Но я его не ревную, сама не знаю почему. Наверное, потому, что он вернулся ко мне, хотя мог и не возвращаться.