Город и город

По тому, как Корви не шелохнулась, было ясно: что такое Оркини, ей неведомо. Подробный разговор о нём прямо здесь мог бы ей повредить, но, пока я колебался, он уже объяснял. Это была сказка. Вот что он сказал:

— Оркини — это третий город. Он находится между двумя другими. В диссенсусах, спорных зонах, местах, которые в Бещеле считают принадлежащими Уль-Коме, а в Уль-Коме — Бещелю. Когда старая коммуна раскололась, то раскололась не на две, а на три части. Оркини — город тайный. Он всем заправляет.

Если раскол вообще имел место. Это было в истории тенью, областью неизвестного — летописи с обеих сторон стёрлись, исчезли на целое столетие. Случиться могло что угодно. С этого исторически краткого и совершенно непрозрачного момента наступили хаос в нашей материальной истории, анархия в хронологии, несогласованные остатки, восторгавшие и ужасавшие исследователей. Всё, что мы знаем, это кочевники в степях, затем подобные чёрным ящикам века городского наваждения — некие события, а ещё имелись фильмы, рассказы и игры, основанные на предположениях (все они заставляли цензоров хоть немного да нервничать) об этом двойном рождении, — а затем история возвращается, и — вот вам Бещель, вот вам Уль-Кома. Было ли это расколом или объединением?

Словно тайна была недостаточной, словно двух заштрихованных стран им не хватало, барды измыслили этот третий, якобы существующий Оркини. На верхних этажах, в игнорируемых городских домах в римском стиле, в самых первых саманных жилищах, занимая сложно соединённые и разрозненные пространства, выделенные ему при расколе или объединении племён, устроился крошечный третий город Оркини, затаившись между двумя более дерзновенными городами-государствами. Сообщество мнимых повелителей, возможно, изгнанных, в большинстве историй интригующих, подтасовывающих факты, правящих с искусной и абсолютной хваткой. Оркини был тем местом, где жили иллюминаты. И прочее в том же духе.

Несколько десятилетий назад не было бы никакой необходимости в разъяснениях — рассказы об Оркини были тогда обычным детским чтением, наряду с бедствиями «Короля Шавиля и морского чудовища, приплывшего в гавань». Гарри Поттер и могучие рейнджеры сейчас более популярны, и те старинные сказки знают всё меньше детей. Это хорошо.

— Вы хотите сказать — что? — перебил его я. — Что Бьела была собирательницей фольклора? Занималась старинными сказками?

Он пожал плечами. Смотреть на меня он избегал. Я попробовал ещё раз, чтобы разговорить его, заставить сказать, что он подразумевает. Он только пожимал плечами.

— Зачем бы ей говорить об этом с вами? — спросил я. — Зачем вообще она здесь была?

— Я не знаю. У нас есть материалы на эту тему. Им много лет. Понимаете? В Уль-Коме они, знаете ли, тоже есть, сказки об Оркини. Мы не просто храним документы, понимаете, не только о том, чем непосредственно занимаемся. Понимаете? Мы знаем нашу историю, поддерживаем все виды…

Он помолчал.

— Я осознал, что её интересуем не мы, понимаете?

Как всякие диссиденты, они были невротическими архивистами. Можно было соглашаться с ними или не соглашаться, не проявлять интереса к их взглядам на историю или преклоняться перед ними, но никто не мог бы сказать, что они не подкрепляют их примечаниями и исследованиями. В их библиотеке, должно быть, имелось — в оборонительных целях — полное собрание всего, что содержало хотя бы намёки на размывание городских границ. Она явилась к ним — это нетрудно было понять — в поисках информации не о городском единстве, но об Оркини. Какова же была их досада, когда они осознали, что странные её поиски были не причудами, но самой сутью исследования. Когда осознали, что её не очень-то заботит их собственный проект.

— Значит, она зря отнимала время?

— Да нет, говорю же, она была опасна. По-настоящему. Из-за неё у нас возникли бы проблемы. Да и всё равно она говорила, что не собирается здесь задерживаться.

Он неопределённо пожал плечами.

— Почему она была опасна? — Я подался к нему — Дродин, она что, совершала бреши?

Он поднял руки.

— Боже, нет, я так не думаю. Если да, то я ни черта об этом не знаю. Чёрт возьми, вы знаете, как за нами наблюдают? — Он ткнул рукой в сторону улицы. — Ваши сотрудники в этом районе на полупостоянном патрулировании. Копы из Уль-Комы наблюдать за нами, ясное дело, не могут, но они следят за нашими братьями и сёстрами. И ещё, ко всему прочему, за нами наблюдают оттуда… сами знаете. Брешь.

После этого мы все на какое-то время притихли. Все чувствовали себя под наблюдением.

— Вы это видели?

— Конечно, нет. На кого я похож? Кто же это видит? Но мы знаем, что они там. Наблюдают. Любой предлог, и… нас нет. Вы знаете… — Он потряс головой, а когда снова посмотрел на меня, то во взгляде у него был гнев и, возможно, ненависть. — Знаете, скольких моих друзей забрали? Которых я больше никогда не видел? Мы осторожнее, чем кто-либо!