Город грехов

— Остались записные книжки автора и его письма… впрочем, письма скорее всего не подлинные… я подозреваю, что это подделка женского рукоделия… слишком много чувствительных сцен, впрочем, милых и разных во всем… правда, крайности автор избегал…

— Женщинам можно извинить многое, даже подделки…

— Однако некоторые сцены из театра абсурда…

— Вы имеете в виду эпидемию самоубийств?.. — спросил незнакомец.

— Иногда эта книга внушает мне ужас… — пробормотал писатель и отвел взгляд.

— Смерть это конечная цель нашего путешествия к своему началу… в связи с этим вопрос проклятия становится не отвлеченным и риторическим, а конкретным и значительным… — сказал незнакомец в плаще и исчез в темноте…

— Где же он?.. куда исчез?.. да и был ли он?.. — бормотал писатель, озираясь…

День погас. Звезды загорались одна за другой, каждая на своем месте…

Писатель сидел на ложе неподвижно. Глаза его были закрыты.

Он только что проснулся в тоске и слезах. Участь его во сне была несчастна.

«Однако горожан он изображал не только в мрачных красках, а с сочувствием и даже иногда с волнением…» — помедлив, писатель привстал, огляделся.

Вокруг все те же руины. Никого. Холод, сырость.

Легко представить себе состояние писателя.

Молчание пугало. Вид стен с полустертыми ликами и фигурами святых наводил ужас.

Писатель невольно закрыл лицо руками. Ему почудилось, что дверь кельи приоткрылась, и оттуда донеслось смутное стенание.

Он зажег спичку. Пламя осветило исхудавшее бледное лицо блаженной и погасло.

— Успокойся, это лишь игра твоего воспаленного воображения и теней… — пробормотал писатель и попытался улыбнуться…

Писатель прислушался.

Иногда из темноты доносились и глухо звучали завывания, стоны или уханье сов.

«Кто он этот незнакомец в плаще?.. — размышлял писатель. — С некоторых пор вокруг меня стали появляться и также таинственно исчезать какие-то странные подозрительные люди… кто-то втягивает меня в паутину событий внешне никак не мотивированных… чья-то незримая рука управляет всем этим действом, нажимает на скрытые пружины и предопределяет весь ход драмы, хотя безусловного предопределения быть не может, ибо оно лишило бы меня свободной воли и освободило бы от ответственности… обычно незнакомец является из темноты, кутаясь в плащ, и навязывает мне некую изящную историю, утонченность которой возникает благодаря соразмерности слов, жестов, подчиненных некой неслышной музыке… интересно, какую роль он отводит мне?.. роль жертвы?..»

— Или роль спасителя с неожиданной и страшной судьбой?.. — вслух сказал писатель и почти слился со стеной, на которой едва проступали полустертые лики и фигуры святых.

Послышался странный подземный гул, напоминающий глухое рычание.

Писатель невольно отступил от стены и вдруг понял, что падает вниз.

Вопль, донесшийся со дна пропасти, от которого писатель содрогнулся и очнулся, отозвался жутким эхом под сводами анфилад…

Странный подземный гул повторился, более глухой, ужасный.

По окрестностям пробежал сумрак. Пинии зашумели без ветра.

Писатель оглянулся, подумал, что слышит стенания хора монахинь, поющих плачи из книги скорбных песнопений.

Появилась или ему почудилось, что появилась, блаженная. Она шла по темному коридору, стучалась в двери, которые никуда не открывались.

Сумерки и сквозняки порождали эти пагубные видения и галлюцинации.

Пересиливая страх, писатель лег на ложе. Он лежал и прислушивался.

Руины вели себя как живое существо.

Писатель уже начал засыпать, как вдруг снова послышался этот странный подземный гул, глухой, ужасный.

Все вокруг ожило, задвигалось, послышались пугающие шорохи, звуки. И снова воцарилось молчание, внушающее невольный страх, какой внушает смерть…

Несколько дней писатель скрывался в руинах женского монастыря, потом ушел в горы.

В горах он пас коз и представлялся Паном…

* * *

Прошел год или два, а может быть вечность.

Эту вечность писатель провел в тюрьме. Его осудили за гибель коз в Иудином болоте. Он бежал, но неудачно. Очередной побег привел к появлению в газете некролога по случаю его смерти. Правда, тело его не нашли. Он стал мифической личностью…

Изменив имя и облик, писатель вернулся в город и поселился в доме дяди, который дожил до преклонного возраста холостяком. Дядя воспитывал писателя после трагической смерти тети. Она утонула, ушла жить под воду, когда писателю едва исполнилось 13 лет.

На дядю писатель смотрел с восхищением, но иногда и с ужасом, когда он становился в позу и учил его, как преодолеть себя и свой страх перед женщиной.