Город энтузиастов (сборник)

Комиссии – комиссиями, доводы – доводами, но хорошая пресса – первое и необходимое условие успеха. Надо уговориться с редактором, чтобы информация, касающаяся постройки, проходила без затруднений, чтобы статьи и письма, посвященные этому вопросу, печатались своевременно. Боброву по неопытности казалось, что стоит только забежать в редакцию, переговорить с кем надо – и все будет сделано, но оказалось, что эта простая вещь не так уж легко достижима. Он забежал в редакцию утром, по дороге в какое-то учреждение, даже попал в кабинет редактора, где за большим, покрытым рукописями столом сидел человек, выбритый в противоположность Ерофееву начисто, снявший не только усы и бороду, но даже и брови – так незаметно было это украшение, придающее выразительность человеческому лицу. Человек этот, не посмотрев на Боброва и не дав ему сказать ни одного слова, заявил:

– Некогда! Занят! Читайте расписание!

Бобров выскочил из кабинета и на двери увидел расписание. Время в этом расписании распределено было с точностью до одной минуты, причем на прием посторонних посетителей оставлено ровно пятьдесят три. Минуты эти Бобров поспешил занести в блокнот, – но, как оказалось потом, перепутал записи. Он пришел двумя минутами позже, чем вызвал сердитую реплику безбрового человека.

– Опоздали. Приходите завтра. Надо ценить чужое время.

И тотчас же принялся за остывший стакан чаю.

Бобров опять посмотрел на расписание и нашел, что стакан чая занимает в расписании подобающее ему место. Бобров попытался настаивать, но редактор был неумолим: он продолжал пить чай, обращая на заявления Боброва ровно столько же внимания, сколько прохожий обращает внимания на лай сидящей на цепи собаки. Пришлось отложить необходимейшее посещение еще на день, но и этим мытарства не кончились.

Сначала Боброву предложили заполнить анкетку, в которой сн проставил имя свое и фамилию, и возраст, и служебное положение, и по какому делу приходил. Эту анкетку специальная секретарша положила в специальный же ящик, наподобие ящиков для больничных листков, а ему выдала маленькую анкетку синего цвета, с которой он и направился к редактору. Бобров успел заметить, что все бумаги, которые лежали перед редактором, были снабжены точно такими же анкетками, но разного цвета и формы. Тут же на столе лежало десятка два блокнотов с отметками, для какого рода дел какой из блокнотов употребляется.

– С этим каши не сваришь, – быстро оценил Бобров свое положение, но уходить было поздно. Поневоле пришлось говорить о деле. Редактор слушал, находясь все время в движении, делая отметки то на одном, то на другом из блокнотов. Выслушав Боброва, он оторвал от блокнота листок и сказал:

– Обратитесь к заведующем, хроникой.

Бобров бережно спрятал листок в карман.

– А вы ничего не можете сказать?

– Товарищ, у меня есть другие посетители.

Боброву ничего не оставалось, как отправиться к заведующему хроникой. Но и там оказалось препятствие в виде такого же расписания часов занятий, как и у редактора.

– Завтра в час, – ответили ему.

Пришлось только пожалеть о напрасно потерянном времени: а сегодня еще надо было побывать в губисполкоме и застать прием у председателя исполкома товарища Лукьянова.

В губисполкоме опять неудача. Председатель оказался больным, и принимал посетителей секретарь, человек немногим старше Боброва, но зато в несколько раз важнее.

– Товарищ, будьте добры изложить дело. Я вередам.

Бобров изложил суть своего дела, насколько это было нужно для краткого доклада председателю. Секретарь остался недоволен излишней краткостью и, может быть, несколько пренебрежительным тоном Боброва. Его секретарская сущность требовала к себе такого же отношения со стороны посетителя, как и к патрону, а данном случае – как к председателю губисполкома. В сущности, ведь он то же самое, что председатель.

Он также может выслушать ваше дело.

– Будьте добры подробнее познакомить меня. Я не понял.

Бобров изложил свое дело несколько длиннее.

– Я переговорю с председателем. Я доложу.

Бобров попытался было найти поддержку в лице любознательного секретаря и спросил:

– А ваше собственное мнение. Как вы находите?

В ответ на эти слова секретарь только усмехнулся.

Плохо надо знать секретарскую сущность, чтобы задавать такие вопросы. Что он, секретарь, Может ответить на излишне прямо поставленный вопрос? Что он не имеет собственного мнения. Это неверно. Он имеет собственное мнение. И даже очень оригинальное мнение, но он не может высказать этого мнения вслух. Все, что он рассказывает, так или иначе относится к дату, которое он представляет, все, что он делает – делается как бы чужими руками. Каждое его движение насыщено мыслью:

– Все это, конечно, страшная чепуха. Но ведь мне приказывают. Вы сами понимаете, что иначе я не могу ни делать, ни говорить, ни думать. А я сам? О, если бы я сам!