– Вы то не знаете, так я знаю. Нервны вы очень, ух как нервны. Разве с такими нервами можно дело делать. Спокойненько надо, потихоньку, да полегоньку, не торопясь. Дело не волк, в лес не убежит, как говорится. А вы все хотите – трах, трах – вот и готово. Этак расстреливать можно, а не города строить. Да что вы стоите-то, присаживайтесь!
Бобров осмотрел всю комнату, но никакого подобия стула не нашел.
– На кровать садитесь, стульев не держим, тесновато. Я и в новых квартирах планую сейчас, чтобы поменьше стульев. Очень это удобно по-деревенски – лавка вдоль стены. Лавку откроешь, а там всякое добро лежит, – что те сундук. Эх, теснота, теснота!
Планы были отодвинуты в сторону, и на стол поставлен графинчик.
– С петушком – старина матушка. Мы люди, извините, старые и старым дорожим. Вот кроватка эта, на которой вы сидите сейчас, – тоже старина. Ей лет полсотни будет. Игнатий Мироныч строил – знаменитый столяр был здесь в свое время. Такой строитель, каких теперь не найдешь.
Разговаривая таким образом, Галактион Анемподистович достал селедку, аккуратно, не торопясь, снял с нее шкурку, отщипнув с хвоста, вынул косточку, распластал голову на тарелке, разрезал селедку на равные части, достал из шкафчика бутылочку масла, вынул пробку, вытер горлышко и полил селедку маслом, стараясь не вылить из бутылки больше, чем нужно, и потом опять, заткнув пробку, поставил бутылку обратно.
– Вы, небось, смотрите, какой я повар хороший? Меня и этому делу учили. Кто учил? Нужда учила. А теперь и нет нужды, а все сам хозяйствую. Жену бы завести – плутовато улыбнувшись, добавил он, да староват я…
– Вы еще совсем молодой человек, – польстил Бобров.
Галактион Анемподистович обрадовался.
– Вот, вот, именно, молодой! Я тоже так думаю, а скажешь кому – не верят. Такой недоверчивый народ пошел. Ну, так проглотим по рюмочке, а там и чаек вскипит. Да вы не торопитесь закусывать – эх, молодежь, молодежь, и пить как следует не умеют. Вкус надо почувствовать, вот что! Выпей, минуточку подожди, потом селедку. Хорошо? А у вас все не так, не порядком, торопитесь куда-то, а жизнь прошла, вы ее и не раскусили как следует.
– У меня дело, – заикнулся Бобров.
– Погодите, дойдем и до дела. Вторая, как говорится, – соколом. Ну-ка еще!
Пил и закусывал Галактион Анемподистович так, как, по свидетельству поэта, пили и ели наши далекие предки: нескоро, но зато с особенным вкусом и даже, можно сказать, с мистической глубиной. Глядя на то, как он отламывает кусок черного хлеба и как он кладет его в рот, казалось, что нет ничего на свете вкуснее черного хлеба с кусочком политой подсолнечным маслом астраханской селедки. Бобров, глядя на Галактиона Анемподистовича, не мог не заразиться его аппетитом, и после третьей рюмки ему стало казаться, что, действительно, дело не волк, в лес не убежит, что поговорить они еще успеют, и что действительно лучше выпить стакан горячего чая и поболтать за чаем о пустяках.
Наконец, настал момент и для делового разговора.
– Ну, что наш план? Накануне краха? Да?
Галактион Анемподистович сказал эти страшные для Боброва слова с улыбочкой, словно давно знал, с чем пришел Бобров, и давно обдумал, как ему следует действовать. Эта улыбка ободрила Юрия Степановича. Уже без всякой нервности и озлобления он спокойно повторил архитектору рассказ о своих хождениях и мытарствах, о логическом Ратцеле, о Ерофееве и, наконец, рассказал о приеме у председателя.
Когда Бобров кончил, Галактион Анемподистович подмигнул ему и о плутовской усмешкой спросил:
– Что ж? Закрываем лавочку?
– Как же так? Нельзя, – горячо возразил Бобров.
– А вы таким пришли, что хоть дело бросай. Я и сам прекрасно понимаю, что нельзя. Вот тут-то и упираемся мы с вами, милейший Юрий Степанович, в основной вопрос всякого строительства, о котором я имел честь в свое время докладывать. Что ж вы думали, что вас так сразу и послушают? Стройте, мол, Юрий Степанович, вот вам миллион, вот вам два. Не-ет. Каждую копеечку выстрадать надо, а в случае чего и душу погубить.
Галактион Анемподистович нагнулся к самому уху Боброва, глаза его засветились яркой зловещей полудикой улыбкой:
– Как это бывает: сидите вы вот так в комнатке один – думаете. На дворе, понимаете, ветер воет, в трубе поет, мыши, понимаете, скребутся. Положение отчаянное. Безвыходное положение. И вот вы берете веревку и начинаете ее тихонечко к потолку прилаживать. Приладили – все хорошо, петельку завязали – и на шею. Только ногой табуретку, и тррах!
Галактион Анемподистович для большей образности размахнулся рукой и уронил со стола стакан.
– Э, ничего, это к добру… Трах – и все кончено. А под ногами у вас чёртик болтается. Обыкновенный, этажный чёртик, с рожками и хвостиком. – «Подпишись, – говорит, – все у тебя будет… А мне только одно и нужно – твоя душа…»
Галактион Анемподистович откинулся на спинку единственного стула и мелким, мелким смешком расхохотался в лицо Боброву.
– «Пьяный, что ли с трех рюмок напился?» – подумал Юрий Степанович и вслух спросил: – Уж не хотите ли вы сыграть в этом деле роль чёрта?