Мы перебегаем «Четвёртую Восточную»; медленно тянущийся поток, состоящий из редких машин, нам не мешает. Им я не показываю руку, что всегда значит «стоп», и я не свечу своим значком, что говорит: «проваливай из машины» – я бегу вперёд в направлении ещё одного «тоннеля», наполненный раскрытыми витринами и приукрашенный зонтами, цветов радужного флага – сообщества девушки, по вине которой я превратился в жертву.
Знала ли она, что наступила на хвост правительственной змеи? Скорей всего – нет, а, если бы и нарочно в это впутала меня, то это не повод для разбора полётов. Теперь – только бежать, и стремиться достигнуть ещё одного душного скопления, чтобы уж наверняка быть уверенным, что за нами нет хвоста.
Мы выбегаем на «Уинстон-стрит»; тяну девушку по неширокой дороге, по краям которой разместились припаркованные автомобили. Нам не сигналят в спину машины, да и бежим мы со скоростью быстрого движения по улицам, где всегда что-то продаётся, а люди зевают на ходу, прохаживаются лениво под разноцветными козырьками, под которыми висят китайские шарики и игрушки, прячутся прилавки с бытовой химией, корзины с цветами, мексиканские побрякушки и разноцветные шмотки…
Мы выходим на «Уолл-стрит». Не той, конечно, что в Нью-Йорке… Маленькая улочка, с узкой дорогой, разделённая двойной сплошной жёлтой линией, которую часто пересекают, кому когда вздумается. Я сворачиваю за угол и эмоции захлёстывают… Я-то не оборачивался, а гнал, всё это время, как бешеный, зная… нет, будучи уверенный в том, за нами летит очередная парочка экзотических птичек. И теперь, спрятавшись за углом, прильнув к стене, я стою и целюсь в того, кто появится за этим же самым углом. Стою и потом умываюсь. Ноги затвердели, на одно ухо оглох, и слышу только бешеный стук сердца после мощного спринта.
Солнце греет затылок, на небе ни единой белой подушки, из-за угла никто не высовывается, и ряд чернокожих бомжей, стоящие на той стороне улицы, глазеют удивлённо, тихо посвистывая. Я вытираю лоб, прячу пистолет за спину, и переглядываюсь со своим напарником.
Я аккуратно высовываюсь из-за угла и понимаю, что за нами гнался только ветер…
Меня хотела скопировать девушка, но я быстро прячу пистолет в карман своей кофты, а другой рукой тащу за собой. Теперь мы идём быстрым шагом, и я сканирую впереди себя пространство улицы, всё ещё опасаясь, как бы не напороться нам на птичек, только уже с другой стороны. Но иду, и фиксирую всё то же вялое движение машин, шумную суету ленивых и бездомных, бранных и вонючих черномазых алкашей, чей палаточный городок расположился среди мусора на тротуаре.
Мы проходим через ещё одну груду мусора, что является неприкосновенным имуществом очередного уличного ленивца, и поворачиваем за угол. Теперь же, мы идём по «Пятой Восточной…». Вдали, вижу головы небоскрёбов с зеркальными лицами, справа от нас – всё те же паркинги, на первом этаже которого разместились очередные прилавки с пёстрыми козырьками. Зевак возле них мало, и кое-где припаркованы машины хозяев ларечков, а слева от нас – длинная кирпичная стена, что является частью здания транспортной полиции, без единого окна, имеющая характерный коричневатый оттенок.
На повороте, дёргаю девушку за руку, показывая взглядом на то угловатое здание. Давно к нему стремился… Переходим дорогу по диагонали, и киваю: «нам туда», заодно оглядываясь. Её пропускаю вперёд, а сам убеждаюсь в том, что за нами нет хвоста. Быстро осматриваюсь, и открываю двери оружейного магазина. Погружаюсь в охотничью стихию, и первым делом думаю о камерах. Если есть – их нужно выключить.
Внутри – никого, а стеклянных глазков я не вижу. Это хорошо. Полнейшая тишина, в атмосфере которой купаются охотничьи карабины, ружья, пистолеты разного калибра, «урезанные» версии автоматов, наборы аксессуаров, тактические формы, разгрузки, всевозможные пеналы, кобуры и жилеты, военная и полевая форма… А также – электроника и военные игрушки: от электронных часов до мощных биноклей и тепловизоров, разнообразных гаджетов в защитных корпусах. Здесь царит порядок и дисциплина, которая всегда достигается наличием заряженного ружья под витриной.
Я подхожу к парню. На вид – лет тридцати, явно выраженной азиатской внешности, с маленькими чёрными глазками, коротким ёжиком на голове, и треугольными короткими бровями. Кореец… Достаю пистолет, и подсовываю свой значок ему под нос. Не кричу, как бестолковый нигер, но и не играю роль его мамаши…