Горменгаст

Все зависит от того, когда в пещере появится ялик. Через минуту в дереве наверху образуется здоровенный округлый глазок. И когда ожидание ялика уже стало нестерпимым, нос его возник, взбрыкивая, словно конь, прямо под Стирпайком, резко рванул вперед, а следом показалась и близкая, хоть тронь ее, широкополая шляпа гребца – мужчины с кортиком в зубах.

III

Удостоверившись, что опасность миновала и Титус в воду не спрыгнет, Графиня вернулась туда, где человек с пилой разминал затекшую руку перед последней дюжиной нырков и подскоков нагревшегося, скрежещущего железного полотна.

– Первый, кто сунет голову в дыру, скорее всего получит камушек в лоб. В этом, судари мои, можете не сомневаться.

Слова она произносила медленно. Руки уперты в бока. Голова высоко поднята. Грудь вздымается неторопливо, как волнуемое море. Азарт травли владел и ею, но на лице Графини он не обозначался ничем. Все ее помыслы сосредоточились на смерти изменника.

Но что же творится с Титусом? Всплеск его чувств, горечь тона, явственное отсутствие любви к ней – все это, желала она того или нет, стало частью охоты на Стирпайка. Речь шла уже не о чистом, открытом поединке Дома Гроанов с предавшим его бунтарем, ибо семьдесят седьмой Граф был, по собственному его признанию, и сам опасно близок к измене.

Графиня вернулась к окну, и пока она приближалась к нему, Стирпайк, в голове которого забрезжила новая мысль, полностью переменившая его планы, засунул рогатку в карман, взял нож, медленно и бесшумно поднялся на ноги и замер, слегка ссутулив из-за близости потолка плечи и пригнув голову.

Человеку в лодке, добровольно взявшемуся исполнить рискованное предприятие, было вовсе не до того, чтобы высматривать врага: все его внимание поглощало управление яликом – волны, которые теперь разбивались снаружи о стену и заплескивались в окно, обратили затопленную комнату в игралище мятущейся воды.

И все-таки наступила минута, когда обманчивое затишье бесчинствующей стихии в первый раз позволило ему, повернув голову, оглядеть через плечо часть комнаты, в которой находилось окно. И он тут же увидел подсвеченное снизу лицо Стирпайка.

Едва заметив его, человек в ялике задохнулся от ошеломленного ужаса. Он не был трусом – он самочинно вызвался в одиночку проникнуть в пещеру и теперь готов был биться, как никогда не бился прежде, но в нависшем над ним неподвижном теле юноши читалось нечто настолько жуткое, что у добровольца подвело живот. В тот миг достать смельчака мог разве что брошенный нож – бедняга уже собрался приложить к губам свисток, свисавший на шнурке с его шеи и, дунув в него, уведомить всех, как то было условлено, что Стирпайк обнаружен, но тут ялик подхватила новая, только что проникшая в комнату волна, которая покатила вдоль стен, как будто желая омыть всю пещеру. Доброволец налег на весло, но ничто не могло уже удержать ялик, заскользивший вдоль западной стены в темный угол стены «приморской».

Как только ялик рванулся вперед и, ударяясь носом о камни под Стирпайком, словно бы вознамерился выскочить в окно, Стирпайк прыгнул вперед и влево и с оглушающей, при всей его легкости, силой пал на добровольца. Ни на какую борьбу времени не оставалось, всего за три секунды нож, трижды пройдя между ребрами несчастного, трижды пронзил его сердце.

Нанося третий из молниеносных ударов, Стирпайк, лицо которого заливал пот, похожий в свете факелов на свежую кровь, поднял маленькие глаза к потолку и увидел, что пиле остался до завершения круга всего только дюйм. Еще миг – и он предстанет перед Графиней и прочими как на ладони.

Труп лежал рядом с ним в лодке, которая, приняв удар летящего тела Стирпайка, зачерпнула одно-два ведра воды. Возможно, это притормозило ее стремительный бег вдоль стены. Так или иначе, Стирпайку удалось, вбив ногу в боковую колонку близкого уже окна и ухватив весло, одолеть вместе с яликом слабеющий натиск воды, пока последнее из ее завихрений снова не выкатилось через окно в наружное «море». За несколько секунд передышки он, покачиваясь в относительной тьме внешнего угла комнаты, успел сорвать с покойника широкополую кожаную шляпу и насадить ее себе на голову. Затем стянул с обмякшего, тяжелого тела куртку и мгновенно влез в нее. Все, времени не осталось… Послышавшиеся сверху удары известили его, что там выбивают выпиленный круг половиц. Ухватив труп под мышки и под колени, Стирпайк напрягся до последнего и перевалил его через борт: мертвое тело камнем ушло под взбаламученную воду.

Теперь нужно было справиться с яликом – не только не дать ему перевернуться, но и расположить прямо под дырой в потолке. Пока Стирпайк, вонзая тяжелое весло в воду, подталкивал ялик к середине комнаты, деревянный круг упал с потолка, и новый, полившийся сверху свет образовал в центре Стирпайкова логова подобие сияющего озерца.

Но вверх Стирпайк не глядел. Он боролся, как демон, стараясь удержать лодчонку в круге верхнего света, а затем закричал сиплым голосом, который если и не походил на голос убитого, то уж во всяком случае не имел ничего общего с его, Стирпайка, голосом.