– Сама знаешь, не в обычае, – Хёрдакнут развел руками. – Да и нет у нас воинов для четвертой сотни, третью и то толком не наскребли…
– Но бывает же, дева-щитоносица ведет дружину!
– Дева-щитоносица – дело особое. Если в роду мужчин не осталось, тогда она может дружину вести. Лучше б нам без такого, копье мне под ребро, обойтись. Потом, ты тоже не ромашки собирать едешь, тебе я доверяю мою спину защищать. Все, разъезжаемся, – ярл повернул коня и поскакал к мамонту, величественно шествовавшему в середине растянувшейся по размеченному разведчиками хитровыгнутому пути дружины.
Аса выпятила нижнюю губу, фыркнула, подняла своего жеребца на дыбы, и повернула за ним. Горму ехать было ближе всего – его сотня возглавляла поезд. Он тронул пятками бока лошади, чуть прибрав правый повод, и двинулся в направлении передовых коней Ламби и Кнура. На волокушах, состоявших из хомута и пары оглобель, сзади соединенных легкой плетенкой, возили сено в сенокос. Кнур догадался, что если к десятку уже имеющихся добавить еще двадцать наскоро сработанных, да захомутать тридцать добрых (или хоть каких получится) коней, можно сильно огорчить врага, прячущегося за деревянной стеной на валу со рвом. Рядом с каждым всадником шли по два пеших воина, придерживаясь за стремена. Кони, определенные первой сотне, собрались, сказать честно, так себе – все два десятка настоящих боевых тяжеловозов забрал себе ярл. У некоторых же кляч, бредших за коньком Ламби, разве что шкура не была перелицована. Горм занял свое место между кузнецом и ловчим, и пустил кобылу шагом.
– Слушай, если что… – начал он, обратившись по-венедски к Кнуру.
– Да, да, присмотреть за псом, что в Ноннебакке оставлен, и помнить клятву, что ты дал у края Мегорского ледника, уже сто раз тебе поди обещал. Раз уж мы в этом русле, обидно будет, если помру, да не узнаю. К кому ты последние дни в Альдейгье обедать-то ходил, когда не к Бушуихе?
– Откровеность за откровенность. Почему ты домой передумал возвращаться?
– Тьфу, пропади оно! Я думал, несколько месяцев или год меня в деревне не будет, все позабудут, почему я уехал, вернусь, отцу мех паровой куплю, женюсь, например, на старостиной внучке… Так нет! В Альдейгье в корчму зашел, там купец только с запада вернулся, и всем рассказывает: «Переправлялся я через Вайну, так на лодке мне рассказали, что сын тамошнего кузнеца…» Тьфу.
– Да, – Горм покачал головой. – А к кому я обедать ходил? К Поладе вдове, и нечего тебе ухмыляться, умная женщина, мужнино торговое дело ведет, дочку растит.
– Полада – это не она ли за твоим столом на Найдениной свадьбе сидела? Глядел я на ее перси – лепота… Так ты к ней обедать ходил или..?
– Женщине надо первым делом в глаза глядеть, а не на перси, и про это я тебе рассказывать не обещал. Одно скажу – мои дети все отца знать будут…
Заброшенное и заросшее вереском поле сменилось редколесьем. Горм разглядел свет, проблескивавший впереди с одного из деревьев на небольшом возвышении – знак от разведчика с зеркальцем, и повернул лошадь, ненадолго подобрав один из ремней поводьев. Разведка была вверена Карли, очень сообразительному пареньку с одного из дальних хуторов, найденному Хельги и отличившемуся в ответном набеге младших Хёрдакнутссонов на тайную пристань работорговцев. Карли набрал несколько мальчишек и пару девчонок своего возраста или моложе, хорошо знавших лес, и поручил им найти путь к Слисторпу по заброшенным тропам, полям, и перелескам. На проезжих дорогах и поблизости не было прохода от разбойников, «собиравших пошлину» именем Гнупы, и было не исключено, что некоторые из них действительно ему отвечали, а успех набега в значительной степени зависел от внезапности.
Солнечный зайчик скакнул в поле зрения Горма еще дважды и исчез. Внук лихих дедов – Рагнара и Бушуя – попытался разглядеть следопыта, державшего зеркальце, но безуспешно. Тот был слишком хорошо скрыт листвой. Горм принял вправо, бросив через плечо:
– Первая сотня держи вправо, Слисторп за этим холмиком, передай ездоку за тобой.
С вершины холма через деревья стал виден «Гнупин гадюшник.» Его внешняя стена была треугольной, с деревянными башнями по углам и посреди каждой стороны. Стены стояли на невысоком земляном валу, перед которым во рву тускло блестела вода. На дальних сторонах треугольника, стена была пониже и шла вдоль воды. С севера, это был фьорд Слиен, с востока – озеро в устье реки, впадавшей в тот же фьорд. Ближе к углу с восьмиугольным срубом башни, обращенной к лесу, на холме стоял собственно замок, окруженный второй, каменной стеной. Ветер дул в сторону леса. Запахи, которые он доносил, скорее отвадили бы случайного проезжего, чем привадили – в их сложной и неприятной смеси явно вело дерьмо. Впрочем, с дерьмом почти готовы были потягаться за первенство тухлая рыба и то ли дохлая лошадь, то ли что-то мертвое еще похуже. В поле между лесом и городом вереница рабов еле-еле шевелила мотыгами. Два пеших надсмотрщика с дубинками сидели рядом на меже.
– Поезд, стой. Лучника вперед, – сказал Горм, остановив коня и подняв руку.