Горм, сын Хёрдакнута

Пасть, наполненная острыми зубами размером больше нанучьих клыков, раскрылась и нависла над головой Инну. Осторожно, косатка взяла его за ворот кухлянки и, вильнув исполинским хвостом, потащила против течения от скалы к отмели из крупного песка, на которую ночью выскакивала из реки защитница детенышей. Хорошо хоть, у выдренка хватило ума заткнуться и не пищать. Утопил Гарпун услышал какое-то шуршание, и с некоторым усилием понял, что это его торбаса шуршат по песчаному дну. Хватка зубов на вороте ослабла. Не чувствуя ног, он сделал шаг, другой, третий, потерял равновесие, упал на колени в мелкой прибрежной воде, встал, и, шатаясь, поднялся на берег. Следующим его действием было выбраться из одежды. Хищница смотрела за ним из более глубокой воды. Ученик шамана заставил себя перейти с шага на бег, подбежал, отчаянно стуча зубами к чуму, откинул полог, вытащил спальник, и накинул его на плечи. Под спальником лежали кремень с огнивом, берестяной коробок с трутом, и кожаная торбочка с припасами на обратный путь. Утопил Гарпун подобрал припасы и побежал обратно к берегу. Косатка все смотрела на него. Развязав сыромятную тесемку, начинающий (но уже едва безвременно не закончивший) генен размахнулся и бросил торбочку. Китиха поймала ее в воздухе, пару раз двинула челюстями, и проглотила пеммикан и рыбу вместе с ровдугой. Сопя дыхалом и работая хвостом, хищница подалась назад, на глубину, и свистнула. На этот раз, Утопил Гарпун узнал звуки – один повышающийся длинный свист, один высокий короткий: «Доброй охоты.» Насколько позволяли зубы, все норовившие выстучать дробь, и отчаянно мерзнущие пальцы, генен повторил приветствие. Косатка плеснула мощной лопастью хвоста и скрылась под водой. След от ее движения пошел по поверхности реки на восток, к морю.

По-прежнему голый, если не считать спальника, Утопил Гарпун побежал к скале. На счастье, небо было чистым, и Сигник, взошедшая со стороны залива Белого Гуся если еще не грела, то хоть обнадеживала, что в мире время от времени есть тепло. Шаман снова услышал стук зубов. Его зубы вроде бы не стучали… Звук доносился из расщелины, где прятался выдренок. Босые подошвы дали генену возможность зацепиться за камень чуть ближе к расщелине, чем торбаса. Утопил Гарпун не чувствовал пальцев ног, но подозревал, что режет их в кровь. Так или иначе, на этот раз, молодой Инну дотянулся до детеныша и торжествующе схватил его за шкирку. Тот, видно, уже так замерз и избоялся, что даже не попытался его укусить. Зверюшка была очень пушистой и не такой уж маленькой, или по крайней мере довольно длинной.

Что делать дальше, было довольно понятно – или развести огонь, согреться, и высушить одежду, или заняться чем-то еще и заодно замерзнуть насмерть. С выдренком на руках, генен побежал к соснам, где накануне он ломал ветки для костра. Детеныш просительно запищал и ткнулся мокрым носом ему в живот. Утопил Гарпун вспомнил, что молодые исполинские выдры в день могут сожрать столько же рыбы, сколько весят сами. И копье, как назло, унесла река… «То гарпун, то копье… Вот в стойбище все повеселятся, когда расскажу,» – подумал шаман. Чувство наконец вернулось к стопам – острая боль в изрезанных в кровь пальцах. Генен засмеялся.

Глава 20

– Почему такие странные четырехугольные заклепки? – осведомился Горм, вертя в руках утяжеленный учебный топор.

– Темнота! Это болты! Смотри – берешь два ключа, надеваешь на болт и на гайку, один ключ к себе, другой от себя, и раскрутил, – показал Кнур.

– Здорово! А чем болт лучше заклепки?

– Я сковал тебе три пары щек для топорища, чтоб ты мог по мере надобности прибавлять топору вес. Чтоб каждый раз не переклепывать, болты сподручнее.

– Твоя правда. А как такая резьба делается?

– Обстоятельно и с понятием. Начинаешь с прямоугольного прутка, греешь его до светло-соломенного цвета, берешь в обжим, его еще гвоздильней называют, кладешь обжим на наковальню, соединяешь половинки молотком, так что внутри прямоугольное сечение обжимается в круглое…

– А резьба-то когда?

– Да до резьбы еще далеко! Потом надрубаешь брусок на подсечке, чтоб едва осталось железа на головку, поворачиваешь обжим, и сажаешь головку вершником, – Кнур показал Горму орудие на длинной ручке. – А уж потом можно резьбу или нарезать, или накатать.

– Так не легче было заклепки сделать?

– Легче, но я работаю как надо, а не как легче. Потом, четыре болта с гайками – хорошему кузнецу меньше, чем полдня работы.

– Было б можно таких болтов кучу наковать, много для чего б сгодились, – Горм покрутил гайку ключом. – А зачем кожаная прокладка?

– Чтоб не раскручивалось.

– Вон они, – раздался голос Найдены.

В кузнице слегка потемнело – четверо загородили вход. Горм узнал Найдену и молодого кузнеца рядом с ней, Гуннбьорна. Вместе с ними были долговязый подросток в темно-бурой свите и сильно пожилая, но прямая, как палка, богато одетая женщина в мехах, жемчугах, и золоте. Обратившись к Найдене, она спросила:

– Который из них? Стриженый поменьше или русый и длинный?

Найдена указала на Горма.