Горм, сын Хёрдакнута

– О чем? – спросил сапожник, обухами обоих чеканов околачивая голову дружинника, сбитого Ханом и упавшего на четвереньки.

– У меня в правую пятку вышла проволока, просто жить мешает!

– Говорил я тебе, Гвездослав из Волына – показушник, – сапожник напоследок пнул врага и распрямился. – Верх цельнотянутый из тисненой кожи или пряжки серебряные – на это он, видите ли, горазд, а как подошву толком сработать… Ничего, починю, а время будет, и новые тебе стачаю.

Ярл огляделся по сторонам. Соперник Кнура все еще держался на ногах, шатаясь из стороны в сторону, но его кольчуга была иссечена топором, а шлем сбит с головы. На настиле Кровавого Змея Бурунов, полностью оправдывавшем первое слово названия, побоище (иначе назвать происшедшее было бы неправильно) закончилось гибелью большинства участников. Кривой осторожно поддерживал Родульфа, Щеня с Бреси из Скиллеборга, напросившимся ему в ученики, склонились над кем-то, звавшим мать, Сигур сидел на своем ларе, бледный, как полотно, с левой рукой, согнутой в локте в направлении, в котором локтям не положено гнуться. На обечайке парового котла лежал, судя по доспехам и общему размеру, Реннир. Пакостно удачный удар одного из Йормунрековых карлов снес ему большую часть головы, так что к шее осталась присоединена только нижняя челюсть с зубами и язык, вываленный на котел и слегка шипевший в месте соприкосновения с нагретым металлом.

– Сдавайся уже, – Кнур удачно засветил молотком своему противнику в плечо, так что тот выронил меч. – Ты один и остался.

– Один, прими меня в твоем чертоге! – заорал тот и прыгнул за борт.

– У Одина теперь чертог под морем? – с сомнением спросил неизвестно кого Кнур. – Это ж, поди, у морского посадника, про которого Сотко пошлый купец былину сложил…

– Кнур, что с водометом на этом драккаре? – Горм направил пытливость кузнеца в несколько более немедленно полезное русло.

– Отметался, – Кнур указал на погнутую железяку. – Шатун запорот, и поршень давление потерял.

Горму представился превратностями судьбы лишенный берлоги медведь, которого почему-то еще и забивают насмерть розгами, и чудовищный кожаный лапоть Кривого, необъяснимым образом проваливающийся сквозь землю. Более понятно, кузнец завершил свою речь:

– Водометы, это не подковы, их нельзя зараз по шестьдесят штук клепать. Зато смотри, что на корме!

В веревочной сети у прави́ла лежало несколько рогатых железных бочоночков. Рядом на подставе стоял тяжелый самострел, из тех, на которых тетива взводилась особым раздвоенным на конце рычагом, называемым «козлиная нога.» К тетиве была приделана кожаная полоса, как у рогатки или пращи. Одна из дуг самострела была треснута.

– Нам или сильно повезло, или Норны просто еще не решили, какой гадостью нас окончательно извести, – Горм с подозрением посмотрел на сломанный самострел, потом на зловещие йотунские предметы.

– Самострелы, поди, тоже не подковы, – снова начал было кузнец.

– Ярл, Змей, чудища Хель его друг из-под друга крой через семь гробовых врат с замогильным воем, тонет! – Родульф держался за мачту, чтобы не упасть, и указывал на воду, уже закрывавшую головки его сапог.

– Таскайте лари на этот драккар! И весла наши возьмите! – Горм перепрыгнул обратно на Змея, чтобы оценить ущерб, Хан за ним. Морда пса продолжала кровоточить – с правой стороны, что-то оставило борозду на его длинном носу. – Щеня, посмотри пёсика!

– Дай тебя сначала посмотрю?

– Так со мной все в порядке, не считая гвоздя?

– Вообще-то у тебя топор в спине. Не беспокоит? – съехидствовал рыжий.

Горм действительно почувствовал не очень заметное – железка в сапоге была куда хуже – но безусловно ненадлежащее ощущение теплоты между левой лопаткой и хребтом. Скорее всего, метательный топор застрял в панцире и рассек кожу ровно настолько, чтобы начала сочиться кровь. Рассмотрев и отринув возможные последствия, ярл дал знахарю ожидаемый ответ, несколько приободривший остатки дружины:

– Только когда смеюсь, рыжая твоя морда. Собаку сначала, и его, и меня после всех остальных дружинников. С Кьяром что?

Кормчий Тюленя Фьордов полулежал, прислоненный к ларю, держа в руке окровавленную тряпку. Второму спасенному, лежавшему навзничь ближе к корме со свернутой кольчугой под головой, можно было засунуть яблоко в зубы, еще немного дожарить, и подавать к столу, на радость троллям. Кнур перелез через борт, открыл дверцу топки, кинул внутрь пару поленьев с верха козел, наименее подмоченных, и покачал головой. Котел сопел, насос вовсю хрюкал, но не справлялся с водой, десятками струек лившейся вовнутрь из разошедшихся щелей между досками обшивки. В отличие от мидхафских гребных дромонов (этлавагрское слово несколько полезнее, чем, например, портокали или ботруо) с тяжеленным негнущимся килем и тараном, встроенным прямо в него, корабли севера, даже с Торлейвовыми хитростями, не годились для того, чтоб целыми днями бить друг друга в борт.

Осматривая Хана, Щеня начал мрачно перечислять: