Горм, сын Хёрдакнута

День начинался обнадеживающе. Накануне, за пару часов до рассвета, вернулись ямты-разведчики, вроде бы нашедшие селитряницу, где под присмотром дроттаров рабы с вырванными языками приготавливали из дерьма летучих мышей, конской мочи, березовой золы, и прочей дряни белую смесь, шедшую на начинку громовых бочек. Хакон взял Нафни и отправился в направлении, указанном низкорослыми лесовиками, чтобы определить наилучший порядок для выведения производства из строя. Селитряница оказалась спрятана на краю Хёрдаланда, рядом с обрывом, которым кончалась большая возвышенность с верхушкой, плоско срезанной ледниками, мало чем примечательная, кроме стад диких оленей и прорвы рябчиков. Трудность заключалась в том, что добраться до срубов под крутыми крышами, где хранилась готовая селитра, можно было или снизу, для чего требовалось всего-навсего залезть саженей сто пятьдесят по отвесной голой скале, или со стороны реки Маан, текшей в ущелье глубиной всего в две трети высоты скалы. Через ущелье, правда, шел мост, но его днем и ночью охраняли воины, ходившие взад-вперед по настилу и сидевшие в сторожевой башне. Нафни предложил спрятаться в одном из возов с дерьмом, исправно прибывавших с юга, но поскольку выяснилось, что охрана под пристальным взглядом дроттара остервенело тычет в пахучий груз особо для того отведенными копьями, от этого замысла, к счастью, пришлось отказаться. Само, жившие на плоскогорье до того, как их изгнали Йормунрековы дружинники, рассказывали, что задолго до постройки моста, в ущелье была проложена тропа, заканчивавшаяся бродом через реку, где ловился «во-от такой» (следовало раздвигание рук) лосось.

Хакону и Нафни удалось, не привлекая внимания стражей, спуститься к воде. Рыба в реке и правда водилась – молодому тану удалось вытащить из-под нависшего над берегом камня здоровенного налима. На «тропе,» правда, не разминулись бы две горных козы, а попытка в одиночку перейти «брод» без страховки веревками с берега выглядела, как один из менее приятных способов самоубийства. Но полудюжина ловких и надлежаще оснащенных молодцов вполне могла достичь дальнего края ущелья, где виднелись ряды селитряных куч, жалкие полуземлянки рабов, виселица, построенная за неимением подходящего священного дерева, дома поприличнее, где жили дроттары и дружинники, и наконец, высокие двойные срубы, где хранились бочки с селитрой. Разведчики заметили, что запряженные лосями телеги с дерьмом, известью, и так далее шли на юг порожняком – видимо, за селитрой время от времени приходил охраняемый поезд. Оставалось вернуться под ночь с хорошо отобранным отрядом, медленно и почти без дыма горящими фитилями, и перетопленным тюленьим салом для облегчения поджига дерева, тихо снять часовых, запалить срубы, и наблюдать за последующим светопреставлением с безопасного расстояния.

Вождь восстания против Йормунрека и его соратник переночевали у воды, стуча зубами, кутаясь в меховые плащи, и не смея развести огонь. Поутру они поднялись обратно к кромке плоскогорья и, скрываясь в тенях и за камнями, осторожно выбрались из круга видимости сторожевой башни. Двое, где пешком, где бегом, где на снегоступах спустились с холодного плоскогорья в лес. Поначалу путь был легким, выглянула Сунна, уже уверенно выправившая колесницу на весну, но после полудня, пошли косяки.

Сначала, через лес проскакала полностью обезумевшая от страха и в кровь исхлестанная ветками пегая кобыла без всадника. Хакон долго слушал, и поворачивая голову по ветру, и прислоняя ухо к земле, не слышен ли топот других коней или звуки битвы. Через некоторое время, ему стали мерещиться почти понятные голоса из-под земли, повторявшие что-то похожее на: «Ви коммер, ви коммер кнуллафёр бьорнунген!» Полетели всполошенные птицы, потом по нижним ветвям деревьев побежала, словно спасаясь от чего-то, живая волна белок, бурундуков, и даже рысей. Откуда-то донесся медленно нараставший гул, теперь точно складывавшийся в «Ви коммер, ви коммер!» По лесу приближалась какая-то напасть: не понятная беда, например, стая оголодавших за зиму волков или лесной пожар, а угроза на грани сверхъестественной, странной дрожью сотрясавшая лесную почву и ветви деревьев. В надежде разглядеть причину переполоха, лазутчики забрались на вековую сосну, только чтобы саженях в десяти от земли встретить трех пушистых не просто зверей, один из которых и призвал Хакона к тишине.

Снаряжение не просто зверей сводилось к заплечным мешкам и добротным поясам, с которых свисали непонятные, но заманчиво отделанные предметы. По исключении всех других объяснений, сын конунга отнес странных существ к ниссе, скрытному лесному народцу, по слухам, изредка помогавшего жившем в глуши бондам. По тем же слухам, лесовики при случае могли и напакостить по мелочи, в основном, чтобы отвадить чрезмерно любопытных. Один из ниссе вытащил из сумки, висевшей на поясе, прямоугольную коробочку, нажал на нее сбоку, отчего из коробочки высунулся подвижный хоботок с чем-то вроде зажигательного стекла на конце.