– Я тоже об этом подумал. Но при чем тут Надька и зачем стерве черновики диссертации? Нет, Коль, это не семейные дела. Мне кажется, это похоже на банду нацистов. Надька попала в поле их зрения не по каким-то особым, личным причинам, а скорее всего случайно, методом тыка, просто потому, что еврейка. Она единственная их жертва или есть другие – не знаю. Готовят они какую-то провокацию или просто развлекаются – не знаю. Я счел нужным поставить тебя в известность, на тот случай, если это все-таки подготовка провокации, чтоб в твоей Конторе четко понимали: Надька тут абсолютно ни при чем. Ее пытаются подставить. Разбираться, кто, зачем, и ловить нацистов – прямая обязанность твоей Конторы».
Запись кончилась. Генерал заметил, что Радченко разминает в пальцах сигарету, кивнул:
– Ладно уж, вон там пепельница.
Ему самому тоже хотелось перекурить, но после сердцебиения опасался. Налил себе еще воды из графина, попил, внимательно взглянул на Радченко:
– Ты, Коль, большой молодец, что сразу мне позвонил. Я только не понял: у тебя к этой Ласкиной вопросы есть или нет?
– Нет, Федор Иванович. – Коля помотал головой, – проверенная-перепроверенная, уже семь лет выездная, анкеты чистые, характеристики самые положительные.
«Подписку о неразглашении блюдет железно», – добавил про себя генерал.
Он приказал Радченко пока никого в эту историю не посвящать. Диктофон и лиловую папку оставил у себя.
На пороге Коля остановился, развернулся:
– Виноват, товарищ генерал, разрешите спросить?
– Ну, что еще?
– Ласкину можно выпускать за границу? Они во вторник в Нуберро летят, на дизентерию.
– А чего ж не выпустить? Или опасаешься, сбежит, попросит политического убежища в Нуберро? – Федор Иванович подмигнул и улыбнулся своей фирменной улыбкой.
Радченко улыбнулся в ответ.
– Ясненько, товарищ генерал. Значит, выпускаем. Разрешите идти?
– Иди, Коля.
Глава тридцать первая
Влад успокоился, пока шагал по коридорам. Глупо срываться на финише, он же посвященный, умеет владеть собой. Немного смущала срочность вызова, обычно следаков с допросов не срывают, тем более полковнику Соколову известно, кого в данный конкретный момент допрашивает майор Любый. Ну, ладно, из-за мнимого удара Самого сейчас все пойдет кувырком.
– Ты чего это молодежь третируешь? – спросил Соколов, как только Влад переступил порог кабинета.
– Нажаловался стажер? – Он уселся напротив и. о., не дожидаясь приглашения. – Когда ж успел?
– Нет, он не жаловался, просто доложил, – полковник хмыкнул и взглянул на Влада своими ярко-голубыми глазами, – я с ним в коридоре столкнулся, смотрю, на парнишке лица нет. Ну, поинтересовался, в чем дело, почему не на допросе. Он сказал, ты его выставил. Чем же он тебе не угодил?
«А парнишка не простой, сынок или племянник чей-то», – догадался Влад и сказал:
– Стажер должен учиться, вот я его и учу уму-разуму, а то много себе позволяет, молодой, да ранний.
И. о. кивнул и принялся щелкать крышкой зажигалки «Зиппо».