Читаем Горлов тупик полностью

Кручина терпеть не мог Рябушкина и с удовольствием выжил бы его из аппарата, если бы не Андропов. Эрудиция, знание языков, чувство юмора – все те качества, которые Кручину бесили, Председатель ценил. Впрочем, тупую серьезность, исполнительность и показной фанатизм Кручины он ценил не меньше, строго соблюдал баланс между интеллектуалами-либералами и бульдогами-бюрократами. Одно из условий сохранить власть – иметь таких подчиненных, которые друг друга ненавидят, соперничают, грызутся между собой и никогда ни о чем у тебя за спиной не договорятся.

Председатель отлично понимал, что вольнодумство одних и преданность других относительны. Интеллектуалы чувствуют границы дозволенного, за флажки не вылезают. Бульдоги верны тебе, пока ты у власти, их преданность легко оборачивается предательством, причем не только личным. Большинство «кротов» и перебежчиков имели репутацию идеальных служак, фанатиков режима, с начальством не спорили, произносили правильные речи. Никаких сомнительных шуточек, анекдотов, никакого собственного мнения. Возможно, Председатель это тоже понимал, в глубине души интеллектуалам доверял больше, чем бульдогам, точно по формуле Наполеона: «Опереться можно лишь на то, что сопротивляется».

– Поесть успел? – спросил Рябушкин.

– Мг-м. Во «внутрянке», в компании Виталика Типуна, – вполголоса ответил Юра.

Рябушкин нахмурился, кивнул, помолчал секунду и весело произнес:

– Ну, ежели сыт и нос в табаке, тогда давай-ка прогуляемся, подышим. Небось соскучился по снежку, по морозцу?

– Еще бы!

Они вышли с тыльной стороны синего корпуса в тихий заснеженный парк, побрели по аллее. Иван Сергеевич шел медленно, прихрамывал из-за ранения, Юра старался идти с ним в одном ритме. Стемнело, зажглись фонари, аккуратные сугробы вдоль обочин заблестели слюдяным блеском.

Рябушкин задал несколько вопросов о маме, о Вере и Глебе, рассказал о своих, остановился под фонарем и показал фотографию щекастого удивленного младенца.

– Внучка, Маргошка, три месяца.

– Красавица. – Юра улыбнулся. – Поздравляю.

– Спасибо. – Рябушкин спрятал снимок, хмыкнул: – Вот ведь, не ожидал от себя, старого циника, таких сантиментов. Конечно, дочек люблю, и говорить нечего, но когда были младенцами, я по молодости лет не понимал, не ценил да и видел их, маленьких, редко, урывками. Работал сутками, мотался по командировкам, домой возвращался никакой, а они пищат, выспаться не дают. Потом, конечно, когда подросли, осознал, что они для меня значат. А в Маргошку влюбился мгновенно, с первого взгляда. Как приехали забирать из роддома, на руки взял – дыхание перехватило, в глазах слезы, смотрю на нее, налюбоваться не могу. Теперь вот главный человек в моей жизни.

– В начале ноября родилась? – спросил Юра.

– Двадцать седьмого октября.

– Ого, точно как мой Глеб.

– Он у тебя шестьдесят второго?

– Ну да, двадцать семь – одиннадцать – шестьдесят два.

– Историческая дата, «черная суббота», апогей Карибского кризиса. – Рябушкин вздохнул, остановился у скамейки. – Давай-ка передохнем, нога сегодня ноет, зараза, видать, погода будет меняться.

Юра стряхнул перчаткой тонкий слой снега, помог Ивану Сергеевичу сесть, закурил, помолчал, наблюдая, как слоится дым в синеватом фонарном свете.

– Ну, о чем задумался? – спросил Рябушкин.

– Да так, вспомнил «черную субботу». – Юра передернул плечами. – Ночь накануне вообще не спал, слушал «Голоса», названивал в роддом. Странное было чувство. Мир замер, в любую минуту может начаться ядерная война, а я сижу на кухне и матерю их всех: совсем охуели? У меня жена рожает, а вы тут, блядь, что устроили? Очень выпить хотелось, но терпел, кофе варил. Думал, сразу, как родит, поеду. В палату, конечно, не пустят, под окнами постою, передам Вере цветы, яблоки. В одиннадцать утра позвонили. Мальчик, три пятьсот. Ну, собрался, сел в свой новенький «москвич». Еду. И вдруг перед глазами все вспыхнуло, ослепительный свет, ни фига не вижу, сердце колотится: началось! Кто начал? Мы или они? Господи, какая теперь разница? Ребенок, Вера, мама… Сейчас, сию минуту, что мне делать?

– И что ты сделал?

– Вслепую съехал к обочине. Вокруг спокойно, машины, пешеходы, никакой паники. Передо мной вместо лобового стекла паутина. Отдышался, понял, в чем дело: камушек из-под чьих-то колес ударил в стекло, пошли мелкие трещины, выглянуло солнце, в каждой грани преломился солнечный свет. Получился эффект ослепительной вспышки, а я со страху решил, что взрыв, ядерная война.

– До роддома в итоге доехал?

– А то! Достал из багажника тряпки, выдавил треснувшее стекло и вперед, с ветерком.

– Ты мне этого никогда не рассказывал, – заметил Рябушкин.

Перейти на страницу:

Все книги серии Полина Дашкова - лучшая среди лучших

Горлов тупик
Горлов тупик

Он потерял все: офицерское звание, высокую должность, зарплату, отдельную квартиру. Дело, которое он вел, развалилось. Подследственные освобождены и объявлены невиновными. Но он не собирается сдаваться. Он сохранил веру в себя и в свою особую миссию. Он начинает жизнь заново, выстраивает блестящую карьеру, обрастает влиятельными знакомыми. Генералы КГБ и сотрудники Международного отдела ЦК считают его своим, полезным, надежным, и не подозревают, что он использует их в сложной спецоперации, которую многие годы разрабатывает в одиночку. Он докажет существование вражеского заговора и виновность бывших подследственных. Никто не знает об его тайных планах. Никто не пытается ему помешать. Никто, кроме девятнадцатилетней девочки, сироты из грязной коммуналки в Горловом тупике. Но ее давно нет на свете. Она лишь призрак, который является к нему бессонными ночами.Действие романа охватывает четверть века – с 1952 по 1977 годы. Сюжет основан на реальных событиях.

Полина Дашкова

Политический детектив

Похожие книги